Слияние двух одиночеств
Шрифт:
— Ты никогда не ходила в школу? — В памяти Ноа всплыли воспоминания о собственных годах учебы. Школьные друзья, проблемы, с которыми ему пришлось столкнуться и которые помогли сделать из него сегодняшнего Ноа Маккарти.
Виктория покачала головой.
— Когда мне исполнилось тринадцать, у меня заболел отец и матери нужна была помощь. Потом заболела и она. Я вынуждена была стать для них обоих сиделкой.
Ноа не задавал лишних вопросов. Он просто сидел и ждал продолжения истории.
— Я была поздним ребенком, — объяснила Виктория. — Мои родители
— Тебе рано пришлось взять на себя заботу о них?
Она кивнула.
— Да. После того как отец ушел на пенсию. Работая на вредном производстве, он окончательно подорвал свое здоровье. Обследование показало, что у него поражены верхние дыхательные пути. Вот тогда-то для нас настали черные дни. — Слова слетали с ее губ все быстрее и быстрее, словно она боялась, что не успеет выложить всю историю до конца. Ей слишком долго приходилось держать все в себе. — У моей мамы было слабое сердце. Кроме того, ей было невыносимо видеть, как угасает отец. Бедняжка, она заботилась об отце, вела хозяйство и давала частные уроки, чтобы мы хоть как-то могли свести концы с концами. Слишком много свалилось на ее плечи.
— А как насчет тебя? — мягко спросил он. — Похоже, и тебе досталось немало.
Она горько усмехнулась.
— Тогда у меня не было времени думать об этом. Я просто… делала все, что нужно. И только когда они оба ушли, осознала, что что-то не так.
— Что именно?
— А то, что я больше никому не нужна. — Грустная улыбка застыла на ее губах. — И что теперь пришла моя очередь двигаться вперед.
— Я понимаю, что ты имеешь в виду. Но иногда двигаться вперед очень трудно, особенно если не знаешь, в каком направлении идти. — Ну вот, наконец-то. То, о чем он так долго боялся признаться даже самому себе, вырвалось наружу.
— А если ты всю жизнь стоял на месте? — хмыкнула Виктория. — Мои родители слишком опекали меня, и это привело к тому, что я вообще не знаю этот мир.
— Иногда так даже лучше. Поверь, я встречал детей, которые оказались на дне жизни именно из-за недостатка внимания со стороны родителей.
— Но мои перешли все границы. Когда мне было лет пять, в нашем районе похитили двенадцатилетнюю девочку. Я ее даже не знала. Помню, тогда полиция с ног сбилась, разыскивая преступников. Но все усилия оказались напрасными. Ее так и не нашли.
— И это подействовало на твоих родителей? — уточнил Ноа.
— Угу. С тех пор они не жалели сил на то, чтобы возвести вокруг своего единственного ребенка стены изоляции. И должна признать, они в этом преуспели.
Взгляд Ноа метнулся в окно, на мелькающие огни Бостона. Удивительно, этот город был так близко от нее и в то же время казался таким недосягаемым.
— Но эти дни остались в прошлом, — продолжила Виктория, ее голос снова обрел решительность и оптимизм. — Надеюсь, что ты свозишь меня завтра в город. Я начну с него, а потом мало-помалу изучу весь мир. — Она гордо вскинула подбородок. — Кстати, а как выглядит Провиденс?
Ноа
— Да так. Ничего особенного. Полно мусорных корзин и кафе, в которых подают густую похлебку из рыбы и овощей.
Виктория рассмеялась.
— Мне не терпится попробовать эту вкуснятину. Хотя на самом деле я мечтаю поехать в Германию. — Она кивнула, когда он удивленно поднял бровь. — Когда я была маленькой, у меня была очаровательная музыкальная игрушка в виде стеклянного шара. Повернешь его — и на декорации начинает падать снег. Мама подарила его мне на Рождество. Наверно, потому, что я постоянно просила ее рассказать мне сказку про принцессу, живущую на краю света.
— А мне больше нравились истории про драконов и рыцарей.
Виктория снова рассмеялась. Удивительно, как легко ее рассмешить. Казалось, простая болтовня доставляет ей удовольствие. Странно то, что и сам Ноа получал удовольствие от разговора с ней.
— Мне нравился этот глупый снежный шар, потому что в центре него находился замок, а внизу было написано, что дизайн основывался на настоящем замке, который находится в Германии. В Гейдельберге или что-то в этом роде. С тех пор я всегда мечтала поехать туда. — Нежная улыбка снова озарила ее лицо. — Я и до сих пор мечтаю.
— Мне тоже еще ни разу не приходилось бывать за пределами Штатов. Хотя я изъездил вдоль и поперек почти всю страну. Я видел самое лучшее в людях и самое худшее в них, роскошные виллы и утопающие в нищете трущобы.
— Тебе нравилось путешествовать?
Он вспомнил момент, когда впервые отправился в путь. Тогда он был подростком, убегающим из родного дома в надежде отыскать ответы на мучившие его вопросы.
— Сначала это было захватывающе, но потом мало-помалу мне опостылело слоняться по городам. Потом работа заставила меня пустить корни в Провиденсе. Я всегда считал, что если проведу на работе еще пару часов, то спасу еще одного ребенка, направлю его жизнь в нужное русло.
— Получается, что ты тоже отказался от личной жизни ради людей, о которых заботился.
Виктория не просто положила дощечку через пропасть, разделявшую их, она возводила прочный мост, который трудно разрушить. Ноа не на шутку испугался.
— Но я бросил работу. — Он считал необходимым напомнить Виктории, что он вовсе не святой. По крайней мере после того как подвел Роберта.
Ноа встал и направился к раковине, используя грязную посуду в качестве предлога, чтобы закончить разговор.
Но Виктория, не обидевшись на это, последовала за ним и положила теплую ладонь ему на плечо. Боже, это прикосновение действовало на него как бальзам на открытию рану.
— Что случилось? — тихо спросила она.
— Ничего, — резко сказал Ноа.
— Если тебе хочется побыть одному…
Повернувшись, он взял ее руку в свою широкую ладонь, вдыхая сладкий аромат ее кожи.
— Нет. Не хочется.
Откровенно говоря, ему опостылела жизнь волка-одиночки. Хотелось простого человеческого тепла и ласки. Разве это много?