Слияние Граней
Шрифт:
– Много ты понимаешь, Ворон. И вообще, завязывай брюзжать, а то сдам ближайшему патрулю, пусть зовут неотложку.
– Это гордость - скупо ухмыльнулся Ворон – за человека и человечество, каким он был и каким стал…
Стас не стал вмешиваться, понимая, как соскучились друг за другом непримиримые друзья. По земле мела поземка, совсем как тогда, очень давно, когда мир был другим, удушливым, серым и неприветливым. Сегодня брезжила надежда. Солнце еще не достигло зенита, но уже взошло устремляясь ввысь, разогнав кошмарные тени былых страхов.
– Станислав Андреевич, заставляете волноваться – выбралась из припаркованной
– Да что мне будет, Ники? Не каждый день получается пройтись и собраться с мыслями. Просил же, не звать Станиславом Андреевичем, я ненамного старше тебя.
– Положено – насупилась Строева – это ты дома Стасик, а тут Станислав Андреевич, ибо статус.
– Статус, статус… - словно вспоминая пробормотал он – кстати, знакомься, мои друзья. Сильф и Равен. Фамилий не знаю, да и не признавала их Система, оставляя вместо личности оперативный псевдоним.
– Не стойте на морозе, садитесь в машину. Начало декабря, а как метет. Вас в посольство?
– Пожалуй – согласился Стас – пора им обретать фамилии, снова становиться людьми. Для людей всегда найдется работа.
– Я все хотел спросить: когда вы откроете правду о выворотниках, вышних и вообще, о богах?
– Когда-нибудь. Как только повзрослеют и поймут, что чудеса творятся человеческими руками, а не немыми безучастными богами. До этого пусть верят, пусть. Ведь там нет никого, кто бы ответил.
Евникия подняла глайдер, первый здешней сборки «Сварог», и он скрылся из виду, сливаясь со снежной каруселью. Первый, но далеко не последний. Для того что бы сделать первый шаг нужно поверить, а потом отбросив сомнения шагнуть.
Декабрь припорошил промерзшую землю пушистым снежком, с высоты птичьего полета казалось, внизу раскинули белое полотнище, сквозь которые проглядывали удивленные шпили высоток и укутанные неожиданным подарком нагие деревья. Хоть до нового года и рождества было около двух недель, сколько точно Стас не знал, иногда он просто терял счет дням, народ высыпал на улицы гурьбой, радуясь снегу, с удивлением поглядывая вверх, что это там пронеслось? Строева получила депешу из консульства и гнала не разбирая неба, хорошо выше тридцатого этажа город не вырос. Небо было белым бело от налетающего хоровода снежинок и спустя десять минут гонитвы «Сварог» описал лихую петлю и урча как огромный кот опустился на мягкие лапы возле стреловидной иглы с юсовским флагом на хвосте.
Увидал такое лихачество, местная охрана открыла рот, прогрессоры реагировали сдержаннее, с интересом рассматривая незнакомую модель. Стасту взяли под козырек, хотя он много раз просил не выделять его из толпы. Но синхра нельзя не заметить: у них другие глаза, темно-серые, со сталистым отливом, отражающим внутреннюю их суть. Какая-то странная необъяснимая особенность, им самим не хватало времени разбираться еще с этим, и так забот полон рот. Глаза как глаза, ну сталистые, ну и что с того, что взглядом можно ввести в ступор? Бывало и хуже. Холл встретил теплом и уютом, сегодня народу было немного, обычно пруд пруди, разогнать невозможно. Некоторых время от времени, действительно, приходилось выставлять силой, разумных слов они не понимали, вот хотелось им в прекрасное далеко хоть тресни. Ну, будь ты ученый или человек искусства, ну политик на худой конец слетать по работе и посмотреть, как люди живут,
– Станислав Андреевич, к вам гость – высунула голову из шара «объема» референт – уже в кабинете.
– Опять из правительства, опять на реформы клянчить? Перетопчутся. У меня «химпроект» в разработке, и всем средств.
– Нет, это консул Мак-Грегор, и еще один, раздолбаистого типа, но наш. Вроде путник. Я не рассмотрела толком.
– Ты, Ниночка, почаще вытягивай голову из «объема». На улице снегу навалило, иди по Крещатику погуляй. До закрытия всего пять минут, Строева от бабулек сама отобьется. Да?
Ники кинула многообещающий взгляд и вздохнув пошла к бабулькам, убеждать что лифт в будущее сегодня не приедет.
– Так, други, быстро и рысью. Бабульки страсть как любят клянчить, проскользнем, пока их отвлекают на себя.
Троица быстренько вспорхнула по ступенькам вверх, с площадки слышался раскатистый гогот, который мог издавать только один означенный раздолбай. Знать бы чего ему на Альфе не сидится. Опытные Сильф и Равен поняли с первого звука - что-то зреет. Не известно, хорошее или плохое. Брама мог обозначать и то и иное. Там, где он появлялся, события мировой истории начинали сходить с ума, он умел наломать дров во благо как никто другой.
С хозяйским видом восседая в кресле Стаса он невозмутимо сдерживал натиск нависшего над ним сухопарого консула.
– Нет, и не проси. Работа не по профилю, я по другим делам специалист. Поломать чего, или влезть не туда. Не умею я нежно.
– Ну, я тебя очень прошу. У меня дел по горло, Минобразования представляет программу для средних классов. Ты не хуже меня знаешь - если ум не вбить правильно в отрочестве, позже вылезет из другого места. Я своих земляков едва раскачал из умственной спячки, и вменяемое подрастающее поклонение нам очень нужно, а?
– Мак, ты чего расходился? – нарочно громко хлопнул дверью Стас, подслушивать у собственного кабинета было неудобно.
– О, Стасик, друг сердечный, ты то мне и нужен. Веришь, послал ко всем чертям совещание по разоружению и к тебе.
Мак рухнул в жалобно скрипнувший стул, налил стакан воды и залпом выпил, не заметив вошедших следом.
– Джизис. В кои то веки вояки дали слабину, мне бы колоть их по горячему, а тут эти полоумные.
Стас пожал руку Брамы, а тот вдруг вскочил с кресла и подлетел к Равену.
– Так вот же оно, решение! Говорил же, Стасик находит умные решения на ходу. Нате-здрасьте, господин совратитель!
– Я тоже тебя рад видеть – ухмыльнулся, не понимая его Равен – только к чему этот концерт? Я только-только с того свету.
– О май френд! – закатив глаза воскликнул консул – Где ты их нашел, коллега? Это же парочка ангелов, то что нужно!
– Погодите-погодите – присаживаясь на подоконник и подбирая полы плаща резюмировал светлый – давайте по существу, как говаривал дедушка Ленин. Мне моя телесность, знаете ли, дорога и зарастать как на собаке, пардон, уже не будет.