Слияние истерзанных сердец
Шрифт:
Сначала он хотел его сжечь, а потом надежно спрятал, ибо оно имело для него свою ценность. Не только ему оно могло причинить вред…
Теперь надо было подумать о Фрэнси. Она не знает о письме Лавинии, но разве не может она подозревать правду, недаром же писала своей бывшей гувернантке!
Есть только один способ заставить Фрэнси молчать… Когда слуги понесли воду для Томазины Стрэнджейс, Лэтам отправился в спальню Фрэнси, которая была напротив его собственной. В задуманном им деле самое слабое звено Фрэнси – по крайней мере, до свадьбы. Значит, надо
– Агнес, впусти его, – прошептала Фрэнси.
Она знала, что в дверь стучится Ричард Лэтам, потому что ждала его после того, как он ушел с Томазиной Стрэнджейс.
Фрэнси нервно перебирала бисеринки на своем траурном платье. Она слышала, как дверь захлопнулась, и знала, что Агнес ушла.
Никто не придет, даже если она будет звать на помощь. Она затрепетала всем телом от страха, но это было даже приятно.
– Ну, Фрэнси?
Она не знала, в каком он настроении, и робко улыбнулась.
– Чего ты хочешь, Ричард?
– Ответов. Ты приглашала Лавинию и ее дочь?
– Нет. – Она говорила смелее, чем он ожидал от нее. – Это ты пригласил Томазину на свадьбу.
– Ты писала Лавинии. Только не лги.
– Если Томазина показала тебе мое письмо, то, значит, ты знаешь, что я лишь сообщила Лавинии о помолвке Констанс. Я привыкла изредка писать Лавинии. – Фрэнси считала для себя более безопасным мешать ложь с правдой. – Когда-то я очень любила Лавинию Стрэнджейс.
– А Томазину?
Фрэнси лишь махнула рукой, унизанной сверкающими кольцами.
– Она была беспокойным ребенком. Я не очень-то привечала ее тогда и не собираюсь привечать теперь.
Тогда Лэтам ехидно спросил:
– Ты разве не хочешь подружиться с дочерью своей гувернантки?
– А зачем? Кто она мне?
– Я буду очень недоволен, если ты с ней не сойдешься. Очень недоволен.
Она-то знала, чем ей грозит его недовольство. Это знали все жители Кэтшолма. Только Ник, казалось, был безразличен ко всему, что исходило от него, да еще до последнего времени брат Ричарда – Майлс.
Прежде, пока он еще не собирался очаровывать Констанс, она тоже не желала иметь с ним ничего общего. Когда он приезжал, она старалась не попадаться ему на глаза.
При мысли о том, как недовольна собой Констанс, обрученная с Ричардом Лэтамом, у Фрэнси стало горько и противно на душе. Ричард выбрал Констанс в невесты, когда все ждали, и Фрэнси тоже, что он попросит руки ее матери.
В том, как он объявил о своем предложении, была намеренная жестокость. Однажды он сел на постель к Фрэнси после того, как совсем недавно лежал в ней, и сказал, что поскольку он попечитель Констанс и должен позаботиться о ее замужестве, то решил сам жениться на ней и таким образом не выпустить из поля зрения ее состояние.
С тех пор он ни разу не прикоснулся к Фрэнси, и вот, надо же, нежно обнял ее за плечи. Несмотря на все, что Фрэнси о нем знала, она мгновенно откликнулась на его ласку. И хотя теперешний любовник вполне удовлетворял все ее желания, ей вновь захотелось уложить Ричарда рядом с собой на
Его пальцы больно впивались ей в плечи, когда он неласково поцеловал ее в губы, но Фрэнси опять была готова на все. Ничего удивительного, что он манипулировал ее страстью в своих интересах… Даже когда Фрэнси клялась себе не поддаваться ему, у нее ничего не получалось. Но едва она сдалась, как Ричард оттолкнул ее.
– Какая ты скучная!
Фрэнси отпрянула, словно ее ударили. Ведь не всегда же он скучал с ней! Когда-то он соловьем разливался, до небес вознося ее пылкость и необыкновенную искусность в постели. Когда-то он обещал, что непременно женится на ней после смерти ее отца…
– Думаешь, дочь Лавинии тебе больше подойдет?
Он пристально посмотрел на нее, и она не совсем поняла, что у него на уме.
– Ревнуешь! – рассмеялся он. – Не смеши меня. Разве ты можешь с ней сравниться?
Фрэнси пришла в ярость и бросилась на него, царапая ему лицо и разрывая дорогие кружева на дублете. [3]
3
Род камзола XIV–XVIII вв.
Он схватил ее за руки и сорвал с головы чепец, после чего накрутил на руку рассыпавшиеся волосы и безжалостным поцелуем впился ей в губы.
Фрэнси не осталась к нему равнодушной.
Они оба тяжело дышали, когда повалились на кровать, не разжимая объятий.
Страсть сверкнула в его черных глазах и ответным огнем вспыхнула в ее голубых. Они даже не дали себе труда раздеться. Фрэнси была как голодная крестьянка, которой протягивали кусок хлеба…
– Томазина Стрэнджейс вернулась в Кэтшолм, – объявил Ник матери.
Марджори оторвалась от горшка, в котором помешивала еду, и посмотрела на сына.
– Лавиния тоже?
– Она умерла.
Марджори призадумалась. Томазина, верно, уже вошла в возраст, а Нику нужна жена. Чего еще желать матери?
– Томазина очень на нее похожа.
Марджори сдержала улыбку.
– Ничего удивительного. Дочери часто повторяют своих матерей, хотя Иокаста вроде пошла в тебя. – Она помешала в своем лучшем медном горшке. – Томазина, наверное, красавица, если похожа на мать.
– Лавиния была порочной, корыстной, бессердечной волчицей, и Томазина наверняка такая же.
Марджори удивилась его горячности, однако она никогда не позволяла настроениям сына мешать ее планам. Разве мужчина знает, что ему нужно? Искоса поглядывая на сына, она добавила в горшок перца и монашеского ревеня. Потом облизала деревянную ложку и помахала ею, предостерегая сына от поспешных выводов.
– Ты впервые видишь Томазину, а ведь прошло много лет, и, как я понимаю, ты еще не успел к ней присмотреться. Если мне не изменяет память, Лавиния Стрэнджейс не занималась своей дочерью. Девочка почти все время была у меня, когда они жили в Кэтшолме, и она была милой, заботливой, честной…