Слоеный торт
Шрифт:
– Легавый не позволил бы себе такую обувь. – Парень тычет пальцем в мои черные замшевые мокасины от Гуччи.
Сообразительный мальчуган!
– А может, он копил на них.
– У вас у всех слишком много денег.
– Ну, предположим, мы – не из полиции. Это что-то меняет?
– Плевать мне на это. Можно мы оставим себе деньги?
– Посмотрим на ваше поведение. Вот что я скажу тебе: не вздумай расстраивать кого-то из этих троих, иначе можешь пожалеть, что они – не полицейские. Это понятно?
Ровно минуту
– А теперь, молодой человек, говори, что ты там рассказал нашему другу.
– А ты, Грэм, помалкивай. Ясно?
– Кинки говорил, что ему заплатили, чтобы он оставил девчонку в покое, но она ему действительно нравилась.
– Кто это был? Он говорил об этом? – допытываюсь я.
– Не знаю я, приятель, но она велела ему вернуть их, сказала, что от них одно только зло. А Кинки ответил, что и деньги оставит, и девчонку не бросит. Она и осталась здесь.
– Здесь? Она была здесь? – в один голос вскрикиваем мы с Коуди, после чего он поворачивается и многозначительно смотрит мне в глаза. До меня доходит его молчаливая просьба предоставить расследование ему.
– Еще три дня назад. Она ничего не употребляла. Никакой наркоты. И не хотела, чтобы Кинки это делал. Сказала, что сможет вытащить их обоих. Только когда появились бабки, он расслабился.
– Сорвался?
– Ага. Девчонка взбесилась, и парень совсем растерялся. Ему хотелось и ширнуться, и ее не потерять.
– Постарайся вспомнить, кто дал ему деньги?
– Он не говорил.
– Или не знал.
– Что-то не догоняю я.
– Их передал кто-то третий.
– Вообще не врубаюсь.
– И не надо. Как он себя повел?
– Стал просаживать бабки. Вы бы тоже так поступили. Но она заявила, что уйдет, если он хотя бы притронется к наркоте. Так Кинки и потерял ее. Дурень.
– Куда она направилась?
– В Брайтон.
– Откуда тебе знать?
– Я слышал, как они ругались.
– И девчонка свалила? Когда?
– Во вторник утром. Бабки он срубил в воскресенье ночью. Она задержалась немного, хотела вразумить его, но парень ничего не хотел слушать. Так что она умотала.
– В Брайтон?
– Ну да. Малышка кричала: «Ты что, думаешь, это так просто? Нельзя просто взять деньги и кинуть этих людей».
– О ком она говорила?
– Не знаю. Угостишь сигареткой, друг? – Паренек обращается к Морти.
Морт протягивает ему сигарету и дает прикурить, что делает крайне редко.
– И Рону тоже дай.
Морти швыряет сигареты парочке, сидящей на диване.
– Я имел в виду на потом.
– Выкладывай все начистоту, и, клянусь, тебе не придется сожалеть об этом. По крайней мере какое-то время, – заявляет Коуди.
– Ладно, папаша, – говорит мальчуган и смеется, пытаясь приободрить товарищей, которые, кажется, совсем скисли и застыли от страха. – Я расскажу вам. – Он подается вперед и глубоко затягивается
Он по очереди оглядывает нас всех. Мы мотаем головами.
– Я и не думал, что пробовали. В общем, если тебе нужна доза, ты должен достать ее. Во что бы то ни стало. Понимаете, о чем я? Короче, я ширнулся и улетел. Спустя некоторое время, а точнее, под утро, я услышал, как кто-то крадется по квартире. Я решил, что это Кинки меня застукал. Но это был не он. Какой-то чувак ковырялся в замке входной двери. Я решил, что это легавые…
– И что потом? – дожимает Коуди.
Мы все вшестером ждем продолжения истории.
– Потом я отъехал. Я подумал, к черту все. Мне хорошо – и ладно.
– Ты уверен, что это было на самом деле?
– Послушай, друг, если ты хочешь, чтобы я поклялся, то я клянусь. А если хочешь чего-то другого, так и скажи.
– Тебе приходилось слышать слово «правда»? – вопрошает Коуди.
– Черт подери! Да что с тобой? Друг, я всего лишь пытаюсь вам помочь.
– Тебе приходилось говорить правду? – не унимается наш друг.
– Слушай, я же не врывался сюда под видом полицейских.
– Не дави на парня, брат, – вступается Морти. Кажется, он почувствовал в пареньке родственную душу.
– Это все, что тебе известно, сынок? – смягчается Гаррет. – Все.
– А вам нечего добавить? – обращается он к его дружкам. Те мотают головами.
– Вам нужно куда-то идти? Они дружно кивают.
– Тогда мы уходим. Да, ни о чем не желаете попросить, прежде чем мы уйдем?
Парень вскакивает и исчезает, но не успеваю я оглянуться, как он возвращается и несет в руках «Рибоки», свитера и штаны, на ходу запихивая вещи в пакет, в котором они прибыли из магазина.
– Вот как мы с вами поступим. Слушаете? – говорит Коуди. – Мы спокойно выйдем из квартиры, погрузимся в лифт, спустимся на нем вниз, по сторонам смотреть не будем. Ясно? Выйдем на улицу, повернем за угол, два раза свернем направо. Сможете отличить право от лево? Хорошо. Пойдете за мной. Мой друг, – кивает в сторону Цыпочек, – будет следовать за нами по пятам. Как только я пойму, что все чисто, сразу же верну вам бабки. Все понятно? Вопросы есть? Нет? Отлично.
Цыпочка уже вышел и без лишней суеты проверяет площадку. Вдруг он запрыгивает назад и закрывает дверь. Я слышу, как открывается лифт, и из него выходят люди. Цыпочка прикладывает палец к губам. Я слышу собственное дыхание и громкую болтовню многочисленно семейства бангладешцев, проходящих мимо нашей двери. Язык похож на пение, причем итальянское. Мы все молчим. Люди на площадке смеются и шутят. Потом шум прекращается, и до нас доносится стук захлопывающейся двери.