Сломанная печать
Шрифт:
Тихая радость пробилась в сердце неуверенным ростком. Амарантовая сила мягко сплелась с золотым сиянием дара эмпата. Мариса перестала чувствовать изъян, делавший её самой слабой ученицей в Академии. Рядом с Рином она словно сама расцветала, обретая устойчивость. И господин Брум был её центром, опорой, способной в нужный момент молча поддержать, не требуя благодарности.
Вскоре Мариса заметила несколько экипажей, стоящих в ряд возле одноэтажного здания, выкрашенного в пастельно-голубых тонах. Внутри мягким светом горели магические лампы, отражаясь в огромных окнах, украшенных витыми тонкими решётками. Изящный колокольчик над дверью указывал, что это общественное заведение.
Помогая спутнице выйти из экипажа, Северин кивнул в сторону домика. В руках он сжимал какой-то свёрток.
— Прогуляемся немного по парку, а после заглянем в «Доброго гостя».
Она и сама успела прочитать название чайной на вывеске, сияющей свежими красками. Дела у хозяина явно шли отменно. Ясная и тёплая осень привлекала горожан провести время на природе, посидеть за чашечкой взвара или крепкого чая, перекусив незамысловатыми яствами.
— Вы не против?
Северин смотрел в глаза прямым и уверенным взглядом. Уговорить Марису оказалось легко, и они неторопливо отправились мерить шагами одну из тропок. С каждой минутой молчания, которое вовсе не тяготило обоих, Мариса чувствовала, что не просто так Северин направился именно по этому пути. Парк раскрылся перед ними, и дорога вывела к пруду, где на противоположном берегу примостился домик смотрителя причала. Несколько лодочек рассекали воду, подчиняясь магии движущегося кристалла. У берега, выгнув шеи, плавали лебеди.
39.
Всё так же молча Северин развернул на ближайшей скамье плед, приглашая Марису. Умиротворение и живая простота места зачаровали её. Оглушённая новым, непривычным чувством, она села, позволила господину Бруму укутать ноги и плечи.
— Холод от воды не сразу заметен, — пояснил он.
Его спокойные и лаконичные движения, ненавязчивая забота помогли почувствовать себя в безопасности. Ни Академии, ни Лироя больше не существовало. Они остались вдвоём — Северин и Мариса, и яркий осенний парк, где лебеди с королевским достоинством отражаются в зеркале пруда.
В прозрачном воздухе, пронизанном золотом и багрянцем, ощущались тихая печаль и одновременно надежда. У Марисы защемило сердце. Рин со строгим и отрешённым лицом смотрел на воду, как будто видел совсем иное. Глубокое горе горело в нём, туманя совершенный алмаз дара. Как же хорошо она чувствовала Северина, как будто и не было в ней самой злого излома, мешавшего эмпатии. И Мариса догадалась, что это место чем-то дорого магу. Он поделился сокровенным, частичкой души. Она оценила, но пока не знала, как дать понять, что прожила несколько тяжёлых мгновений вместе с ним.
— Букетики, покупаем… Для дам и юных барышень, — монотонно вещал старческий голос.
Простенько одетая старушка с шалью на плечах и корзиной в руке брела по дорожке. Лицо Северина дрогнуло. Он быстро поднялся и остановил торговку.
— Благодарю, юноша, — она с готовностью позволила ему выбрать букет, а затем пошла дальше в поисках новых покупателей.
На скамейку маг вернулся с маленьким букетиком последних осенних цветов. Хрупкие и нежные, они не отличались яркими оттенками. Цветы показались Марисе чудесным подтверждением, что жизнь продолжается. Даже перед ожидаемым увяданием остаются те, кто продолжает бороться, сохраняя суть. В её сердце укрепилась надежда.
— Отец всегда покупал маме и сестре цветы, — глухо и размеренно сказал Северин.
Их
Ни один ментал не пройдёт мимо тайны, и Рин жгуче хотел разгадать её, понять. Но не только этого он желал. Северин прилагал немало усилий, чтобы сдерживать невыносимое притяжение. Губы Марисы по-прежнему манили его. Была она рядом или нет — он мучился от страсти и нежности. Думалось забрать себе и не выпускать из объятий, никому не позволяя обидеть или причинить вред хрупкой и неброской, как осенние цветы, девочке с янтарными глазами. Он задыхался, не имея возможности прикасаться, чувствовать биение сердца, жар или прохладу кожи — всё это походило на безумие. Рин не привык терять контроль и не быть хозяином собственных желаний.
Понимал, что лучше бы им не встречаться, но обещание помочь с амарантовой силой стало для него поводом пойти дальше разумного и правильного. Брум прекрасно осознавал, что обманывает себя, находя причины для бесед и свиданий. Он позаботится о том, чтобы Мариса научилась управляться с запретной силой, не выдала себя перед чужими. А сегодня он подарит ей немного радости, прогонит тревогу и грусть из сердца. Она заслуживает и большего. Как жаль, что он сам не сможет ей этого дать — навсегда соединён с другой, кого никогда и не знал.
«Стоит пойти на поводу у чувств, и я лишу тебя будущего. Привяжу молодой росток к сухому дереву», — думал он, с нежностью глядя на Марису.
Для общества их союз остался бы вне закона. Если только он не отыщет способ разорвать договор с Элери Талес, не уговорит отказаться от навязанного брака. Имя наречённой отозвалось в нём болью. Отца Северин не винил. Из записей, найденных среди бумаг Валентайна, он узнал, что замысел связать две семьи исходил от деда. Причины Рин так и не узнал. Старик, будучи менталом, не был склонен к импульсивности или капризам. У бывшего короля на всё имелись доводы. Так и свершился сговор между дедом, Валентайном Брумом и Фростом Талесом. Слишком юных новобрачных даже не поставили в известность.
Пальцы Марисы дрогнули, что вернуло Рина к реальности. Неловкая, но такая важная для обоих заминка с букетом завершилась смущённой улыбкой спутницы. Цветы остались при ней, точно ценный приз. Оба некоторое время смотрели на воду, где чёрный горделивый лебедь кружил возле своей белоснежной дамы, всячески показывая свою заботу и заинтересованность.
— Отец навсегда остался для меня примером, каким должен быть мужчина. Дар эмпата делал его мягким, но только внешне. Ради родных или друзей Валентайн Брум был способен на многое, — Северин так давно не говорил о семье, что со смесью удивления и горечи раскрывал сердце. — Я стараюсь поступать так, чтобы ему не было стыдно за сына.
До конца не понимая, какая сила заставляет его откровенничать перед малознакомым человеком, Рин замолчал.
— Я знаю, что произошло в день ритуала. Видела имена на табличке. Они все были эмпатами, ваши родные? — Мариса и хотела знать больше, и боялась задеть болезненным вопросом.
Оба чувствовали, как тонкие нити даров оживают, тянутся, чтобы соединиться в сладком и нежном танце. Невозможно оставаться чужим с тем, чей дар настолько раскрыт и близок. Северин вспомнил рассказ отца. Мальчиком Рин спросил, как родители поняли, что полюбили. Уже тогда этот вопрос относился скорее к практической сфере разума, а не чувств. Как ментал, юный маг исследовал мир и отношения людей.