Сломанная подкова
Шрифт:
— Кто ты?
— Бекан я. Бекан Диданов. Помнишь?
Больной дышал тяжело. Должно быть, он никак не мог сообразить, где он и откуда взялся Бекан. Бекан присел около него на колени.
— Сынок. Слушай меня. Запомни все, что я скажу. Хорошенько запомни.
— Говори...— еще слабее прошептал Локотош.
— У тебя очень много крови утекло. Очень много. Надо скорей тебя лечить. Я повезу тебя под сеном. Сделаю так, чтобы тебе дышалось. Но дорога плохая. Больно будет, очень больно, терпи. Будем проезжать заставу. Там румыны. Ты услышишь их речь. Ни стоном, ни словом не выдавай себя. А потом я тебя вылечу. Ты будешь жить, вернешься в Красную Армию, здоров будешь. Нам бы только заставу проехать...
Локотош молчал. Бекану
— Постой...— Капитан старался разглядеть седельщика.— Румыны, говоришь?..
— Да. Я с ними запросто. Знаком с их командиром. Проверять не будут. А ехать недалеко, часа полтора-два. Поедем тихо, тряски не будет...
— В ущелье — ад...— через силу выговорил Локотош и закрыл глаза.
Бекан положил сена в двуколку, поудобнее уложил раненого. Но для Локотоша не могло быть удобного положения. Как ни повернись, грудь разрывается. Седельщик прикрыл его лозами, сверху положил башлык, чтобы крошки сена не попадали в лицо Локотошу, по бокам уложил еще по охапке длинных прутьев, чтобы их верхушки торчали сзади из-под сена. Со стороны все выглядело хорошо. И воз сена не отличался от тех, с которыми Бекан проезжал заставу. Седельщик положил сверху лепешки и кусок сыра — Данизат дала на дорогу. К ним Бекан так и не притронулся. Теперь он это отдаст часовому, чтобы тот штыком не протыкал сено.
Бекан рассчитал точно. Вечерние сумерки только-только спустились с гор, когда он подъехал к заставе. Ему становилось все тревожнее. Локотош, лежавший до сих пор тихо, закашлял. Видно, в легкие набежала кровь. Бекан остановил повозку, подождал, когда кашель успокоится, потом стал громко понукать лошадь:
— Но, давай! Тащи! Скоро застава. Вон уже видно шлагбаум. Давай тяни!
Бекан кричал на лошадь нарочно. Румыны услышат и заранее будут знать, что Бекан едет. Может быть, даже часовой заранее поднимет шлагбаум. И потом, если человек подъезжает к заставе не крадучись, ничего не боясь, значит, у него все в порядке. С другой стороны — и это было еще важнее,— Бекан кричал, чтобы Локотош знал о приближении к опасному месту.
Локотош понимал, что Бекан кричит для него. Он стиснул зубы, чтобы как-нибудь не выдать себя. Между тем ему становилось все хуже. Не хватало воздуха. Кружилась голова, звенело в ушах, пересохло в горле, болела рана. Каждый удар сердца был похож на взрыв. А еще он подумал — не капает ли снизу из-под него кровь, немцы заметят — конец. Под прутьями и сеном Локотошу не видно было, что сгущаются сумерки.
Перед самым шлагбаумом Бекан даже начал напевать. Еще несколько шагов — и землянка. Вот и шлагбаум, но он почему-то открыт. Нет часового. Вообще никого нет. Только кочерыжки от кукурузных початков разбросаны вокруг. Не веря своим глазам, Бекан хлестнул лошадь и проскочил мимо заставы, все еще боясь, что сейчас выскочат румыны и остановят его. А может, они перебрались на ферму и встретят Бекана там?
— Дыши, командир, дыши свободно. Заставу проехали. Теперь чихать можно...
Услышав стук колес, вышла Данизат.
— Как ты долго.
— Ты одна? Приготовь горячую воду. Гость истекает кровью.
Кудлатый волкодав, почуяв незнакомого человека, стал рычать и лаять на воз сена. Бекан шуганул его, но собака не унималась.
— Кто ранен? — испугалась Данизат.
— Не я. Ты не заметила, куда они подевались? — Бекан мотнул головой в сторону заставы.
— Пал Чопрак. Целый день идут туда машина за машиной. Мисост промчался мимо, поехал разыскивать Шоулоха.
— Вот оно что... Тогда торопись.
Бекан одним рывком опрокинул сено на снег. Открылись прутья орешника, под которыми лежал Локотош. Снял башлык. Данизат чуть не вскрикнула. Она боялась под прутьями увидеть своего Чоку.
Раненого понесли в дом. Впервые в жизни седельщик нарушил кабардинское правило: сначала позаботься о лошади, на которой ездил,
В комнате жарко натопили. Данизат приготовила травяной настой и начала обрабатывать рану. Новая простыня — подарок Чоки — пошла на бинты. Данизат вытащила из сундука рубашку, белье, коверкотовый костюм сына, телогрейку из козьего меха, которую она сшила Чохе, но не успела отдать, шерстяные носки, башлык. Не было лишь сапог. Но сапоги у раненого целы. Нужно только их вымыть. Данизат еле успевала поворачиваться, а тут выходи еще на лай собаки, поглядывай, не принесло бы кого-нибудь. Данизат знала Локо-тоша по рассказам Апчары, а видела его только издали, когда он приезжал к Хабибе на машине. Когда отдирали от живой раны присохшую рубашку, снова открылось кровотечение. Седельщик и Данизат употребили все средства, известные в народе, и за час едва-едва управились. Прибрали в комнате, чтобы не осталось следов. Одежду и оружие Локотоша спрятали.
Когда растревоженная рана успокоилась, Локотоша напоили бульоном, тепло укрыли и перенесли на мельницу. Там холоднее, но безопаснее. Волкодав больше не лаял, привык к новому человеку. Бекан укрыл Локотоша буркой, а чтобы постель была мягкой, Данизат вместо матраца положила одни пуховые подушки.
Локотош заснул. Всю ночь Бекан просидел у его постели. Не спала и Данизат. Она перестирала одежду капитана, пересушила все над плитой, зашила все, что изрезал Бекан. Волкодав не находил себе места. То ложился у двери, за которой хлопотала Данизат, то возвращался на мельницу к Бекану. Чуть свет Данизат пошла доить коров. А Бекан, оставив спящего Локотоша, пришел на ферму.
По дороге, вчера еще совсем безлюдной, сновали машины. Сомнений нет — Чопракская крепость перестала быть крючком, за который зацепились гитлеровские штаны.
Седельщик убрал сено, на снегу обнаружил капли крови, затоптал их. Его беспокоили хлопоты Мисоста. Он может послать людей по следам Шоулоха„ Из пещеры переводить Шоулоха сюда опасно, но и там держать его нельзя. В горах всегда есть люди, которые ищут укрытия — увидят коня, ищи потом ветра в поле.
Проснувшись, Локотош постарался вспомнить все происшедшее. Последнее, что он видел, был Азрет, стоявший на скале, а последнее, что он слышал, были слова Кучменова: «Эй, Локотош, которого везли на танке, нравятся тебе мои пули?» После этого грянули два выстрела. Азрет стрелял почти в упор с расстояния не больше тридцати метров, стрелял сверху по всаднику, ехавшему по узкой тропе. После первого же выстрела Шоулох рванулся и черной молнией мелькнул по ущелью. Азрет, наверно, рта не успел открыть, но успел все же увидеть, что Локотош ткнулся в гриву коня. Можно было доложить Якубу Бештоеву об исполнении смертного приговора.
Локотоша толкнуло в левое плечо, и вся левая сторона груди онемела. Он схватился за шею коня, и тот прыгнул в темноту и безмолвие.
Когда на глазах у думы мудрейших он вскочил в седло и скрылся из виду, он еще не знал, куда скакать и что делать. Он подумал и о жеребце, которого должен сберечь. Поэтому сначала капитан махнул наверх, с надеждой проскочить через «окно в небо». Но когда из Калежской башни по нему открыли огонь, ему пришлось повернуть. Локотош свернул в сторону поста номер семь, охранявшего почти отвесную тропу. Здесь он успел проскочить раньше, нежели Бештоев предупредил заставу. Азрет Кучменов знал, что узкая тропа выводит к Бахранке. Он не стал догонять Локотоша, но понесся по хребту, а потом спустился вниз наперерез Локо-тошу в том месте, где тропа проходила под невысокой скалой. Здесь-то он и крикнул Локотошу перед тем, как кыстрелить в него.