Сломанная роза
Шрифт:
Он перестал дразниться и посерьезнел.
— Алина, место жены — в доме мужа.
— Но твой дом так далеко!
Он посмотрел на нее, потом улыбнулся — чуть-чуть, но и этого оказалось достаточно, чтобы Алина возрадовалась, что позади нее стена, на которую можно опереться.
— Все это свалилось на тебя так внезапно, — сказал он. — Месяца не прошло, как мы с тобою встретились. Быть может, ты даже еще не до конца поняла, хочешь ли вернуться к мирной монашеской жизни.
В его голосе прозвучал вопрос, и надо было ответить.
— Да,
Но она солгала, ибо знала, что теперь уже никогда не сможет спокойно вернуться к целомудренной и мирной жизни в обители.
— Ну, так отправляйся домой с Галераном и подумай об этом хорошенько. А я приеду за твоим решением на будущее лето.
— Через год! Ах, негодник! Сначала приучаешь меня к поцелуям, а потом велишь ждать целый год?!
Рауль изумленно воззрился на нее.
— Но как же?..
Но тут же в его глазах зажегся озорной огонек. Он понял, понял все слишком даже хорошо. Как всегда. Видимо, это его свойство разражало Алину больше всего.
Она сделала шаг в сторону от стены и от него.
— По-моему, ты просто ищешь повода поскорее уплыть восвояси и забыть обо мне. Ты любишь странствовать и не любишь сидеть дома. Ты оказываешься в постели с любой податливой бабенкой, которая тебе попадется. В любом городе вмиг найдешь злачные места. Конечно, у тебя жены по всему миру…
Проявив военную сноровку, он схватил ее за плечи, зажал рот ладонью.
— Алина, нет нужды выводить меня из терпения глупыми речами. Просто вели, и я уйду сам.
И убрал ладонь с ее губ.
— Не знаю! — всхлипнула Алина и разрыдалась, уткнувшись ему в грудь.
Сесть в закутке было не на что. Рауль опустился на пол, усадил Алину к себе на колени и принялся ждать, пока она наплачется всласть.
— Сама не знаю, что со мною творится, — обиженно вздыхала Алина, втайне блаженствуя в его мощных объятиях.
Он прижал ее к себе, успокаивая, баюкая, как малого ребенка.
— Любовь моя, верно, я сошел с ума, понуждая тебя к ответу так скоро. Отложи на время раздумья, дай уняться первому пылу.
Она отважилась взглянуть ему в глаза.
— А ты — ты тоже пылаешь?
Он шевельнул бедрами, и она ясно ощутила его пыл.
— Похоть, только похоть, — пробормотала она, чувствуя, как горят щеки. — Рауль, ты и впрямь хочешь взять меня в жены?
— Да.
— Почему? — И она открыто посмотрела на него, ожидая ответа.
— Потому, — просто сказал он, — что никогда прежде не встречал женщины, к которой меня влекло так сильно. Признаюсь, мне многие нравились, пару раз я даже думал, что влюбился, но такого со мною никогда еще не бывало. Впервые я чувствую, что потеряю часть себя, если покину тебя.
Алина все смотрела на него, выискивая, в чем бы усомниться. Стать необходимой для другого — тяжелое бремя. Конечно, и он ей столь же необходим. Если б он уплыл и не взял ее с собою, до конца своих дней она
Он нежно провел пальцами по ее щеке.
— Маленькая моя, я могу подождать, пока ты не разберешься в себе.
— Я и так все про себя знаю, — неразборчиво пробормотала Алина. — Я очень несчастна! И я жажду тебя, — добавила она чуть тише. Как раз перед нею была его чудесная, сильная рука, и она погладила эту руку, наслаждаясь ее теплом и мощью. — Я томлюсь по тебе. — И она робко шевельнулась, чтобы прильнуть к нему еще ближе.
Усмехнувшись, Рауль положил руки ей на бедра.
— Многообещающее начало.
— Ха! — Алина заставила себя оторваться от его рук и посмотреть ему в глаза. — Половина всех знакомых тебе женщин сохнут по тебе, Рауль де Журэ, а ведь они тебя не любят.
— Только половина?
Она оттолкнула его и вскочила на ноги. Он же продолжал сидеть, развалясь, небрежно отряхивая пыль с одежды.
Это дало Алине редкую возможность посмотреть на него сверху вниз, но легче ей, увы, не стало и ни в коей мере не остудило ее томления. Быть может, лучше отослать его прочь, чтобы никогда больше не видеть, чтобы никогда…
— Если бы мы познали друг друга, — с пылающими щеками предложила она, — то я поняла бы, похоть или любовь правят нами.
Он выгнул бровь.
— В этом случае, виноградинка моя, ты была бы привязана ко мне на всю жизнь.
— Ах, ты… ты… Самоуверенный петух!
Рауль хохотал, но она продолжала допрос.
— А нам хватит желания на всю жизнь?
Рауль задумался.
— Если оно вызвано любовью, то да. Если лишь похотью — нет.
— Но как же мы разберемся, не попробовав? Может быть, мне это вовсе не понравится, будь то любовь или похоть.Ведь не всем же нравится. Тогда я и пойму, что мое место в монастыре…
Она пыталась найти обоснования своей просьбе, но правда была в том, что она просто боялась никогда не узнать его тела так, как ей хотелось. Никогда больше не увидеть его нагим. Никогда не спать вдвоем…
А лицо ее между тем стало красным, как вишня, и она знала это.
— Тебе понравится, — со спокойной уверенностью сказал Рауль. — Мой многолетний опыт чего-нибудь да стоит. Но проси не проси, Алина, я не намерен лишать тебя девственности, пока мы не обвенчаны перед господом.
На слове «проси» она вспылила.
— Так что же, ты намерен блюсти целомудрие, пока я не решу?
Вот так, совершенно нечаянно, она высказала то, что мучило ее сильней всего. Лучше потерять его на всю жизнь, чем делить с другой.
А этот несчастный так и не пообещал хранить ей верность.
Он думал.
Алина повернулась и убежала.
Когда Галеран вышел из комнаты Джеанны, чтобы начать готовиться к возвращению в дом Хьюго, Рауль, как оказалось, уже все устроил.
— Лошадей нам дадут в королевских конюшнях. А у твоего отца конь есть.