Сломанная роза
Шрифт:
— Такого не бывает, Кот, — не верил Вадим. — Да ты у нас в натуре вымышленный персонаж…
— Бывает, Плата, бывает. В жизни и не такое бывает. Ты еще про офицерскую честь вспомни, которая не продается… — Кот расслабился, перевернулся на спину и устремил на небо исполненный меланхолии взгляд. Для образа отпетого зэка это было что-то новенькое. А наступательный порыв охотников пока не иссяк. Они продолжали подбираться, но внаглую не лезли, прятались за скалами. Каркал на задворках офицер, младшие командиры дублировали приказы.
— Нет, эти вопли не сойдут за крики чаек… — раздраженно дернулся Кот и покосился на Вадима. — Чем они там страдают, Плата?
— Обкатывают новые позы, — усмехнулся Вадим, выглянув из-за укрытия. — Через пару минут будут здесь.
— Работаем так, — процедил Кот. — Ты первым катишь колеса, я за тобой. Ныряешь в любую щель и уноси ноги, а я уведу их за собой. Глядишь, прорвемся. — Кот скабрезно подмигнул. — С клеймом будем, но хоть не за решкой.
— Не получится,
— Спорить будешь, Плата? — прожег его злобным взглядом зэк. И немного смягчился. — Не по пути нам с тобой, Плата. Уходи, я же вижу, ты не хочешь убивать — и бьешь куда угодно, только не по корпусу. Какой мне понт с такого напарника? А я уж сам развлекусь, вспомню былое, по душе мне это. Думаешь, подыхать собрался? — Кот презрительно выставил свою ортогональную челюсть. — Да ни в жизнь. Обую молокососов, да подамся на свою делянку. Не один ты, Плата, такой деловой, и у меня дела на воле… Держи шпалер, — он перебросил через проход изъятый у офицера «стечкин». — Глядишь, пригодится. А мне магазин кидай — тот, что в автомате. Тебе уже без пользы, а мне подспорье. Ну, пошли, пошли, Плата, контора на хвосте, перед смертью не надышишься…
Вадим понесся по пади, «просверленной» когда-то грунтовыми водами, отлетал, как мячик, от стен, а в затылок свирепо дышал Кот, наступал на пятки. Вояки всполошились, с задержкой стали палить, и появился реальный шанс отправиться в ад либо в медсанчасть на зону. Распадок изгибался, Вадим «дрифтом» вписался в поворот, а затылок уже вибрировал от злобного рычания:
— Уходи на хрен, Плата, проваливай к той-то матери, ты мне мешаешь…
Вадим нырнул в щель по правую руку, куда-то провалился, пополз, оказавшись в темноте. Выбросил руку со «стечкиным», чтобы отбиваться, пока не укокошили… А Кот снаружи уже развлекался — ржал, стегал свинцом. Хрустели камни, он тоже решился куда-то нырнуть. Но перед этим в полный рост отметился. Мимо ниши, в которой скорчился Вадим, протопало будто стадо слонов — злые, матерились. И снова он различал удаляющиеся вопли, треск «калашей». А ведь этот «вымышленный персонаж» реально уводил вояк в глубь скал. Вадим недоверчиво осмотрелся, привстал, треснулся затылком и схватился за отбитое место. Такое ощущение, что лежал в гробу. Вмятину в земле придавила плита. Впрочем, в стороне мерцал просвет. Он подался туда по-пластунски, выволок себя наружу — и сполз в какую-то ямку. Лежать можно было только боком — каменные махины почти соприкасались. Он умудрился встать на корточки, подался в зазор. В сплющенном виде Вадим протискивался между скал, не забывая держать в голове ориентир на дорогу. А в отдалении гремели выстрелы — Кот неплохо отжигал. Вот уж неисповедимы пути Господни… Он обнаружил плоскую выбоину в скале, вскарабкался на нее, дотянувшись до выпуклой шишки в камне. Пополз по верху, огибая острые углы. Скатился со скалы, оказавшись на тропе, которую они с Котом уже покоряли, когда выбирались к дороге. Рановато туда выходить — дорога перекрыта. Он развернулся, чтобы углубиться в каменные дебри, отлежаться где-нибудь в норе — и всполошился, когда над головой прозвучал молодецкий свист и молодой голос восторженно проорал:
— Он здесь, вижу его!!!
Отдельная группа шла верхом, резонно полагая, что вид в плане лучше. Видно, кто-то зафиксировал, что беглецы разделились. Вадим нырнул за ближайший отросток — простучала очередь, но он уже убрался с линии огня. Покатился за соседнюю глыбу, метнулся с низкого старта в прореху между скалами. Он петлял, как заяц, выскочил на открытое пространство, завертел головой. Вот же непруха, неужели попался?! Голяк, пустырь, впереди дорога, за дорогой лес, но пока он туда добежит, его солдаты свинцом накачают и покурить успеют. Правее — два знакомых «КамАЗа», встали посреди дороги и не дают проехать нормальным людям — всем приходится объезжать по обочине… Он помчался по диагонали влево, больше некуда! Пот прошиб, слезы навернулись, неужели все напрасно, и сейчас его прошьет прицельная очередь? А солдаты уже выбегали из скал, кричали, у Вадима не было никакого желания оборачиваться. Пули вспороли землю, он предугадал это дело, сменил направление. Бежал по пустырю, не имея возможности укрыться, а автоматчики аккуратно целились, чтобы сбить его, как кеглю… Глаза щипало от пота. Но он видел, как с юга к «месту происшествия» приближалась невзрачная серая «Нива», водитель сбрасывал скорость. Вадим замахал руками, что-то кричал, но из горла вылетали лишь свистящие и шипящие. «Нива» вдруг как-то странно дернулась, он не поверил своим глазам, проворно сменила направление, съехала с обочины и покатилась к нему. Может, в ней такие же люди в погонах? Или это шанс? Он помчался наперерез, болтаясь из стороны в сторону. А машина, оказавшись на пустыре, стала разворачиваться — резкими рывками: вперед, назад. Солдаты, спохватившись, открыли огонь, но он уже нырнул за задний бампер. Правая дверь была открыта, а переднее сиденье выдвинуто вперед.
— Пролезай назад, быстрее… — возбужденно прокричала женщина, сидящая за баранкой.
Женщина? Впору призадуматься, протереть глаза, но некогда. Он пролез в салон, обдирая бока, рухнул на продавленное сиденье, и
— Прошу прощения, — пробормотала она сквозь сжатые губы.
— Ничего страшного, — пошутил Вадим. — Просто входим в зону сильной турбулентности… Послушайте, я вам крайне признателен, — решился он начать разговор. — Вы так вовремя и быстро возникли, но это довольно странно.
Клацнули зубы, она свернула с дороги. «Нива» совершила последний бросок, трещали ветки, и кусты сомкнулись за спиной. Дама надавила на тормоз, и машина встала, съехав с кочки. Вадима швырнуло вперед, потом назад, кратковременная невесомость, комок в горле… Дама испустила мучительный вздох, откинула голову. Она дрожала. Но вот дыхание восстановилось, она подняла глаза к зеркалу, глянула на него продолжительным взглядом. Что-то странное ему почудилось в этом взгляде.
— Как вас зовут? — спросил он.
— Кира… — у нее был приятный, немного хрипловатый голос. — А вас?
— Вадим.
— Это хорошо… — проговорила незнакомка.
Что в этом хорошего, она предпочла не расшифровывать. Она обернулась, предстала во плоти — серьезная, худощавая, с уставшим сероватым лицом. На впалой щеке чернела родинка, вполне отличительная примета. Он мог поклясться, что никогда в жизни не видел этой женщины. Почему она так на него смотрит?
— Вадим Платов? — уточнила она. Он вздрогнул, что-то непростительно он сегодня тормозил. Утвердительно кивнул. Дама сухо рассмеялась.
— Расслабьтесь, Вадим. Вы смотрите на меня, как на пачку пельменей, которую негде приготовить…
— Мы знакомы? — сглотнул он.
— В одностороннем порядке, — кивнула дама. — Но у нас, Вадим, еще будет время познакомиться ближе.
В лицо Вадима плеснула тугая струя. Он дернулся, перехватило дыхание, защипало глаза. Он вытянул руку, чтобы вырвать баллончик, какого она творит?! Но рука не слушалась, лютая боль скрутила лицевые мышцы, его парализовало, реальность куда-то покатилась…
Он ожидал всего, но только не этого. Почему бы просто не сдать его работникам пенитенциарной системы? Его тошнило, голова кружилась и раскалывалась. Он выплывал из бессознательного состояния, картинка перед глазами искривлялась и дрожала. Вадим находился в помещении. Над головой громоздились деревянные балки, у стены возвышались строительные леса в аварийном состоянии, на полу валялся какой-то мусор, груды досок. Покосившись влево, он обнаружил дверной проем — в нем определенно не хватало двери, рамы и десятка кирпичей в кладке. За порогом колосился бурьян, просматривалось серое небо, из которого проливались умеренные осадки. Болели суставы. Руки и ноги были вывернуты и к чему-то привязаны. Извернувшись, он обнаружил, что прикован спиной к банальному поддону для кирпичей — причем весьма качественно, не одним рулоном скотча. Подняться невозможно, ноги имели какую-то степень свободы, ниже бедер их ничто не держало, но упирались икрами в края поддона — что полностью исключало принятие вертикали. Он натужился, чтобы отодрать себя от поддона. Затрещали гниющие доски, мир завертелся, череп чуть не треснул от дикой боли…