Сломанные ангелы
Шрифт:
– Спасибо, – негромко проговорила она. Продолжая держать пачку между ладонями, Вордени смотрела на сигареты так, словно на руках у нее сидел спасенный из воды котенок.
Остаток своей сигареты я докурил молча. Делал вид, что наблюдаю за береговой линией. Такая предосторожность запрограммирована. Она необходима всегда, но в основе вовсе не предчувствие опасности или желание Посланника прикинуться бездельником и барабанить пальцами в такт музыке. Пройдя службу в корпусе, остаешься готовым к любым неожиданностям внешнего окружения. Таким точно образом люди считают нормальным падение предмета, выпущенного из разжатых рук.
– Что вы со мной делаете? – Вордени произнесла эту фразу тем же тусклым голосом, которым поблагодарила за сигарету. Оторвав взгляд от росших вдоль берега деревьев, я посмотрел ей в глаза и заметил, что выражение их немного изменилось. Она вовсе не спрашивала.
– Я чувствую, – она коснулась виска сложенными вместе пальцами. – Это… Похоже… здесь что-то открылось.
Я кивнул, соображая, как ответить помягче. На большей части «изученных» мной планет вторжение в чужой мозг считалось нанесением серьезного морального урона, и так могли поступать только спецслужбы. Вряд ли сектор Латимера системы Санкции IV и сама Таня Вордени представляли какое-то исключение.
Посланники применяли довольно жестокую технологию, используя глубинные источники психосексуальной энергии человека, двигающие его поступками на генетическом уровне. Манипулируя животными инстинктами, можно построить воздействие на психику так, что в нужный момент его амплитуда дойдет до максимума. Начиная с легкого гипноза, затем вы входите в почти мгновенное личностное проникновение и далее – в поистине телесный контакт, лишь по ошибке принимаемый за прелюдию любовной игры.
Такого рода слияние почти всегда сопровождается «мягким» оргазмом, наведенным в гипнотическом трансе. Впрочем, в случае с Вордени финал оказался скомкан необходимостью прерваться на самом интересном месте. В итоге процесс завершился как неудавшееся изнасилование. Чем он и был на самом деле.
С другой стороны, в качестве цельной личности Вордени оставалась действительно необходимой. И при обычных обстоятельствах налаживание контакта могло растянуться на месяцы. У нас этого времени не было.
– Такова технология, – наобум ляпнул я. – Ее используют целители. А я считаю себя Посланником.
Вордени вдохнула сигаретный дым:
– Я считала, что Посланник – автомат для забоя.
– Такое заблуждение выгодно Протекторату. Помогает наводить на колонии животный ужас. Правда куда интереснее. И, несомненно, ужаснее, чем кажется, – я зачем-то пожал плечами. – Люди отвыкли думать, и для этого необходимы усилия. Гораздо проще идти за готовыми предубеждениями.
– Правда? И в чем они заключаются?
Я чувствовал, что разговор переходит в новую фазу, и постарался ускорить ее начало:
– Шарья. Адорацион. Вооруженный до зубов десант Посланников, прибывающий из ниоткуда в высокотехнологичных биотелах, сметающий все на своем пути. Да, мы на самом деле такие. Но вот другая правда, неизвестная большинству обывателей: пять наших наиболее успешных операций прошли под дипломатическим прикрытием и завершились практически бескровно. Коррекция существующего режима. Мы приходим, затем уходим. И никто не успевает осознать нашего присутствия.
– Звучит так, словно есть чем гордиться.
– Мне гордиться нечем.
Она посмотрела мне в глаза:
– Считаешь себя
– Примерно так.
– Да? И каким образом вас увольняют?
Похоже, я ошибся. Это уже не было моей беседой. Таня Вордени сама меня допрашивала:
– Ты что, ушел в отставку? Или тебя выставили?
Я изобразил подобие улыбки:
– Давай не будем об этом. Представь, что я такой же, как ты.
– Желаешь сменить тему? – она не повышала тона, но в голосе прозвучали свистящие яростные нотки. – Твою мать, Ковач… Кем ты себя считаешь? Прибыли на планету со своим гребаным ядерным оружием и своим гребаным военным опытом и… теперь захотелось поиграть со мной в кошки-мышки? Хер тебе! На хер твой опыт. В лагере я чуть не умерла. Я видела, как умирают другие – женщины и дети. И мне плевать, что лично ты видел в своей жизни. Ответь на один вопрос. Почему ты больше не с Посланниками?
Огонь сам собой затрещал, и какое-то время я смотрел в тлеющие угли. Перед глазами опять возникли взрывающие грязь лазерные трассы и изуродованное лицо Джимми де Сото. Мысленно я был там несчетное число раз, но лучше пока что не стало. Какой идиот придумал выражение «время лечит»? Наверное, рядом не было ни одного Посланника. Посланник носит свои воспоминания при себе. Жаль, их не изымают при увольнении в запас. Я спросил:
– Ты что-нибудь знаешь про Иненин?
– Разумеется.
Конечно… Протекторату нечасто пускали кровь из носу, и если такое все же случалось, новость расходилась очень быстро. Даже на дистанциях космического масштаба.
– Ты был там?
Я кивнул.
– Но я слышала, что все погибли от вируса.
– Не совсем так. Погибла вторая волна. Полностью. Вирус внедрили поздновато, и накрыть плацдарм им не удалось. Но какая-то часть заразы просочилась по сетям связи, поразив остальных наших. Мне повезло. Коммуникатор оказался разбитым.
– Твои друзья погибли?
– Да.
– Сам ушел в отставку?
Я отрицательно покачал головой:
– Списан по инвалидности. Признали негодным к службе. Точнее, так: «психофизиологическое несоответствие служебным обязанностям Посланника».
– Но ты сказал, что коммуникатор оказался сломан и…
– Я не пострадал от вируса. Так сложились обстоятельства, – я выговаривал слова медленно, борясь с вдруг нахлынувшими горькими воспоминаниями. – Ну, они устроили суд «по подозрению».
– Но обвиняли-то высшее командование?
– Да, минут десять. Потом все сомнения отпали. Так я стал не способен к работе Посланника. Можно сказать, наступил кризис доверия.
– Очень трогательно. Жалеешь, что он закончился, да? – Вордени выглядела смертельно усталой. Похоже, тон разговора не соответствовал ее состоянию.
– Таня, я давно не работаю на Протекторат.
Она сделала протестующий жест:
– Твоя форма говорит обратное.
– Эта форма… – я коснулся пальцем черной ткани. – Форма – явление очень временное.
– Я так не считаю, Ковач.
– Шнайдер одет так же, – парировал я.
– Шнайдер… – она произнесла имя с сомнением. Вордени знала этого человека под именем Мендель. – Шнайдер – сукин сын!
Я взглянул в сторону пляжа, где пилот потрошил чрево челнока. Судя по производимому шуму, со всей яростью. Мой способ вернуть на место психику Вордени Шнайдер воспринял довольно неоднозначно. Наше приватное общение у костра понравилось бы ему куда меньше.