Сломанные ангелы
Шрифт:
На изогнутой стене, не слишком высоко, находились машины, о назначении которых я мог лишь гадать. По-видимому, в их задачу входила постановка и уборка насестов. Почти все конструкции были сложными, и выглядели они угрожающе шипастыми. Однако когда археолог прикоснулась к той, что стояла с краю, не произошло ровно ничего плохого. Раздался неясный рокот, и машина, будто проявив норов, перевернула часть шипов.
Тут же что-то взвыло. Затрещал пластик. А в руках всех находившихся в зале людей мгновенно появилось оружие.
– Ради
Вордени едва удостоила нас взгляда.
– Расслабьтесь. Все выключено. Это просто машина.
Вернув «Калашниковы» в кобуры, я пожал плечами. На другом краю зала улыбался Депре, перехвативший мой взгляд.
– Машина, но для чего? – Хэнду требовалось знать. Археолог посмотрела кругом, ответив усталым голосом:
– Не знаю. Дайте два дня и команду, оснащенную всем необходимым. Возможно, тогда я отвечу. Пока могу сообщить, что все это находится в спячке.
Сутъяди, еще державший на изготовку свой «Санджет», подошел ближе.
– Как ты определила?
– В противном случае мы уже имели бы с ним дело. На интерактивной основе. Можете мне поверить. И потом, вы кого-либо видите – с крыльями примерно на метр выше уровня плеч и занимающего один из насестов? Я же говорю: весь этот зал отключен и законсервирован.
– Мне кажется, госпожа Вордени знает, что говорит, – сказала Сунь, водя перед собой анализатором Нахановича. – В стенах просматривается аппаратура, и она в основном пассивна.
Амели Вонсават кивнула на проем, расположенный по центру в верхней части зала.
– Но что-то еще работает. Воздух пригоден для дыхания. Слегка разрежен, однако подогрет. Судя по всему, обогрев действует в масштабе корабля.
– Обычное жизнеобеспечение. – Таня Вордени явно потеряла интерес к машинам. Вернувшись к нам, она вскользь заметила:
– Такие системы встречались в шахтах Марса, да и на Земле Нкрума тоже.
Сутьяди совершенно не обрадовался:
– Они что, работали после такого перерыва?
Вордени грустно вздохнула. Ткнув пальцем в сторону причального порта, она сказала:
– Это никакое не колдовство. На «Нагини» есть похожая система, и она будет действовать несколько столетий. В случае нашей смерти – ожидая того, кто может вернуться.
– Да, и если тот, кто вернется, не введет правильный код, штурмовик зажарит его к обеду. Ваше сообщение не убеждает, госпожа Вордени.
– Ладно. Возможны определенные различия в нашей и марсианской культуре. Скажем, в сторону более цивилизованного подхода.
– И более емких батарей, – добавил я. – Этот корабль находится здесь гораздо дольше, чем мог бы протянуть наш.
– Что с радиовидимостью? – неожиданно спросил Хэнд. Сунь немедленно уткнулась в анализатор Нахановича.
Смонтированный у нее за плечами блок замигал, обозревая эфир. Над тыльной стороной ладони появились цифры, и Сунь неуверенно пожала плечами.
– Результаты не очень. Я с трудом различаю навигационный маяк «Нагини», а он прямо за этой стенкой.
Члены группы настороженно переглянулись. Депре опять перехватил мой взгляд и весело улыбнулся.
– Кто желает развеяться? – негромко спросил он.
– Это предложение мне не нравится, – ответил Хэнд. Выйдя из кучки, в которую мы инстинктивно сбились, я втиснулся между двумя насестами и оказался у прохода, который вел вверх и вперед. Когда подтягивал свое тело наверх, внутри зашевелились ощущения усталости и тошноты. На этот раз я был готов – понимая, что эффект быстро компенсирует нейрохимия.
Находившаяся выше полость оказалась пустой. Там не было даже пыли. Спрыгивая обратно, я согласился с Хэндом:
– Возможно, мысль не самая лучшая. Но сколько людей получили такой шанс в последнюю тысячу лет? Сунь, ты говорила, нужно десять часов?
– Да, примерно так.
– Как думаешь, можно составить схему этой части корабля?
Жестом я показал в сторону анализатора Нахановича.
– Очень может быть. Это лучший сканер, который можно купить за деньги. «Умные системы Нахановича». Лучше них не работает никто.
Она посмотрела в сторону Хэнда.
Я вопросительно посмотрел на Амели Вонгсават.
– А боевые средства «Нагини»? Они активизированы?
Пилот утвердительно кивнула.
– Могут нападать сколько угодно. Она постарается.
Я посмотрел на Сутьяди:
– Хорошо. В таком случае, я полагаю, есть возможность провести один день в этом Коралловом храме. Разумеется, для желающих.
Оглядывая спутников, я старался определить их реакцию. Депре не скрывал любопытства и был согласен заранее: его выдавало лицо и все тело. Постепенно интерес захватывал всех остальных. Все принялись внимательно разглядывать архитектуру чужого корабля, и на лицах людей отражались ирония и любопытство. Общего подъема не миновал даже невозмутимый Сутъяди. Его мрачная сосредоточенность несколько смягчилась с момента, когда, пройдя на верхний уровень причального порта, мы вдохнули вполне пригодный для человека воздух.
Страх неизвестного уходил постепенно. Его сменяло чувство более древнее и более сильное.
Любопытство обезьяны. Черта, о которой я говорил так пренебрежительно, когда общался с Вордени, оказавшись на побережье близ Заубервилля. Инстинкт, заставлявший их скакать по веткам, вереща и тыкая пальцем в пустые глазницы древних каменных идолов – просто так, из любопытства увидеть. И сверкающее, острое обсидиановое лезвие – желание знать.
То самое желание, что вывело нас из джунглей и заставило пройти дорогу из самого сердца заросших разнотравьем равнин центральной Африки. То, что со временем может увести человечество так же далеко, насколько сейчас мы далеки от тех африканских дней.