Сломанные каблуки, или Миссис Совершенство
Шрифт:
Отправив письмо, я снова встала и походила по дому — меня охватил знакомый страх, страх оказаться неудачницей, забытой, покинутой. Но вместо того чтобы хвататься за коробку с любимым печеньем, я попыталась понять, вправду ли я никто и ничто. Нет, это не так. Я что-то значу. Да, у меня множество недостатков. Но, так или иначе, я кому-то нужна. Нужна многим людям. А что еще важнее — самой себе.
Девочки спали дольше обычного, а когда проснулись, мы просто бездельничали и наслаждались этим. Была суббота,
Брук вошла на кухню с коробкой печенья под мышкой и заметила эти яркие блики.
— Радуга, мама!
Я стояла за столом и составляла список покупок.
— Правда, красиво?
— Мне нравится этот дом, — сказала она, ставя коробку и подходя ко мне. — Он маленький и старый, но ты его украсила.
— Спасибо.
Наверное, однажды я тоже заскучаю по нашему прежнему дому, но пока что исполнена решимости сосредоточиться на том, что еще нужно сделать и что можно сделать. В том числе покрасить.
— Вы с сестрами все еще не прочь достать сегодня рождественские украшения?
— Мы пойдем за елкой?
— Может быть.
Джемма вошла на кухню с пачкой каталогов, прибывших со вчерашней почтой.
— Я не хочу сегодня наряжать елку. Хочу печь пирог. Мы еще ничего не приготовили.
Я добавила в список арахисовое масло и посмотрела на девочек:
— Давайте сегодня нарядим елку, а угощением займемся завтра.
— А может быть, наоборот? — отозвалась Джемма, подошла к столу и начала листать рекламный каталог. Она обожает рассматривать каталоги, всегда ищет что-нибудь новенькое и интересное. Я раньше тоже была такой. Мне нравилось выбирать и покупать. Глянцевые журналы демонстрировали, какой может быть жизнь. Каждая покупка приближала меня к идеалу, которого я надеялась однажды достичь.
— Некоторые девочки в моем классе уже носят лифчик, — сказала Джемма, рассматривая фотографии супермоделей в изящных лифчиках и трусиках.
— Девочки развиваются по-разному. — Я покусывала колпачок ручки и размышляла, не пора ли наконец побеседовать с дочерьми о птичках и пчелках. До сих пор мы с Джеммой старательно избегали этого разговора. Она никогда не расспрашивала, откуда берутся дети, а я не стремилась объяснять… пока. Хотя и следовало бы. Моя мать никогда со мной об этом не говорила, и я обо всем узнала из непристойной болтовни со сверстниками.
— Я знаю, — ответила Джемма. — Я просто говорю, что некоторые уже носят лифчик. А у Кэтрин Келли… э… они такие большие. Все на нее смотрят, когда она бегает, потому что… — Джемма коснулась своей маленькой груди, — …потому что они прыгают вверх-вниз.
Я отложила ручку.
— И ты смотришь?
— Нет… — Она сделала паузу. — Ну… иногда.
— Это называется сексуальное домогательство, — сказала я, удивившись, что в нашей школе случаются подобные вещи.
— Что-что? — спросил мужской голос из гостиной.
Натан?
Джемма завопила и понеслась в комнату.
— Папа!
Брук бежала следом, Тори с визгом выскочила из спальни.
— Папа, папа!
Я, ошеломленная, пошла за ними и увидела, как все три девочки повисли на Натане. Ураган объятий и поцелуев.
По-моему, он даже не замечал меня, пока они визжали и обнимали его, но потом муж поднял голову, и мы встретились взглядами. Он страшно исхудал, под глазами залегли тени.
— Привет, любимая.
Любимая.
Любимая.
Я пыталась улыбнуться, но не могла. Бессильно привалилась к стене. Меня настолько переполняла нежность, что я была не в силах говорить.
Нахлынули воспоминания — о своем детстве, годах, проведенных с Натаном, о рождении детей, о смерти Мэтью, о доме, который мы выстроили, чтобы заполнить пустоту. Глядя на мужа, я не испытывала ни гнева, ни грусти. Только умиротворение. Это мой супруг. Мой мужчина.
— Добро пожаловать домой.
Натан отправился вместе с девочками за елкой. Меня тоже позвали, но я сказала, что лучше останусь дома, вытащу коробки с украшениями из кладовки (жуткая дыра) на задний двор перед гаражом и начну распутывать гирлянды. Натан и дочери вернулись через час с елкой, чересчур высокой для нашей гостиной. Мне даже не пришлось ничего говорить мужу. Он зашел в дом, посмотрел на потолок и вздохнул:
— Восемь футов?..
— Ну да.
От носа к губам пролегла новая складка, морщинка на лбу стала глубже.
— Нужно было тебе позвонить.
— Ничего страшного.
— Черт побери.
Я посмотрела на девочек, которые маячили на пороге.
— У нас есть пила. Давай просто укоротим елку снизу.
Он отвернулся и стал смотреть в окно.
— Не могу… — Голос у Натана оборвался, и он с невыразимой печалью покачал головой.
Внутри у меня все сжималось. Только не это, только не это.
— Натан… — тихо и спокойно сказала я, не только ради него, но и ради себя.
— Это уже чересчур, Тэйлор. — В его голосе звучали нотки гнева и горя. Грядет нечто плохое. Очень плохое.
— Мама?.. — неуверенно спросила Джемма.
Я снова взглянула на девочек и жестом велела им выйти.
— В чем дело? — спросила я, как только дочери ушли.
— Во всем. — Натан повернулся ко мне. Он был так бледен, что кожа приобрела сероватый оттенок. — Не знаю, как быть дальше… — Он вдруг всхлипнул. — Не знаю, что я могу сделать.