Сломанные куклы
Шрифт:
Я упал на колени и отсчитал полторы секунды. За это время Адам повернулся на сто восемьдесят градусов, как я и рассчитывал. Но, что самое главное, он отлетел от Темплтон. Образно говоря, произошло то же, что и при столкновении двух бильярдных шаров. Закон Ньютона в действии.
Вторая пуля прошла через тоненькую кость в затылке Адама. Из-за угла входа пуля попала в переднелобную кость, самую толстую часть черепа, и рикошетом прошла по ломаной траектории внутри мозга, разрушив префронтальную кору – ту самую область, которую он своими руками разрушал с помощью лоботомии. Адам камнем рухнул вниз и был мертв еще до того, как ударился о пол.
71
Я
Прошло два дня с тех пор, как я убил Адама. Трофеи были аккуратно сложены в ряд, все задницы прикрыты, и я мог, как и планировал, сбежать в солнечное место. Неблагоприятные ветра еще, конечно, подуют некоторое время, прежде чем полностью выдохнутся, но это уже были проблемы Хэтчера, а не мои. Ублюдка подстрелили. В тюрьме он или мертв – для меня не имело никакого значения. Бессонница меня не мучила.
Я вышел на балкон, чтобы напоследок выкурить сигарету и подумать о следующем расследовании. Так было всегда. Как только удавалось схватить преступника, он переставал меня интересовать. Интерес вызывали те, которые еще были на свободе. И их количество не убывало.
Кто-то постучал в дверь. Стук был не такой уверенный, какой обычно бывает у уборщиц или службы доставки. Тот, кто стучал, словно спрашивал разрешения войти, а не требовал его впустить, потому что так было написано в должностной инструкции. Я открыл дверь и увидел улыбающуюся своей лучезарной улыбкой Темплтон с перевязанной и зафиксированной поперек груди рукой. Операция прошла успешно, но ей так и придется до конца жизни звенеть, проходя сквозь металлодетекторы в аэропортах. Она посмотрела на чемодан за моей спиной.
– Едешь куда-то?
Я отошел в сторону и пропустил ее.
– Ты разве не должна быть в больнице?
Она подошла к дивану и неловко села. Было очевидно, что любое движение причиняло ей боль.
– Очень больно? – спросил я.
Жестом здоровой руки она показала «так себе».
– Сейчас обезболивающие действуют, так что более-менее нормально. А где-то через полтора часа будет плохо.
– Тебя ведь только завтра выписывают.
– Я сбежала, пока медсестры не видели, – она замолчала, посерьезнела и отвернулась. А когда повернулась вновь, серьезное выражение лица исчезло, и на смену ему пришла неуверенность. Она не очень шла Темплтон. – Я не хотела, чтобы ты помнил меня лежащей в больнице. Это было бы неправильно, – она снова замолчала и криво усмехнулась. – Я хотела попрощаться так, как нужно.
– И? – продолжил за нее я.
– И я подумала, может, нам стоит поговорить о том, что произошло. Чтобы не оставалось недосказанностей.
Я молчал. Это всегда лучшая тактика в ситуациях, когда женщина говорит, что хочет поговорить.
– В отчете Хэтчер написал, что Адам Гросвенор спровоцировал нападение полицейского, в результате которого был убит.
Темплтон внимательно наблюдала за мной с серьезным выражением лица. Сейчас я уже молчал, потому что мы ступили на минное поле. Хэтчер присылал мне текст финального отчета перед отправкой руководству. Этот отчет стал итоговым протоколом
Единственной недовольной осталась Кэтрин Гросвенор, которая всем и каждому рассказывала, что ее сына убили, но никто ее не слушал. Ее слово было против слова Хэтчера.
Конечно, все было не совсем так, как описал в своем отчете Хэтчер. По большей части он предоставил правдивое описание событий, за исключением пары вещей. Во-первых, он написал, что кольты мы нашли в доме Адама. Во-вторых, он сказал, что я предупредил Адама Гросвенора, прежде чем нажать на курок. Все это было наглой ложью с единственной целью прикрыть мой зад.
Я не собирался сильно волноваться по этому поводу. Как бы там ни было, все закончилось хорошо. Адам должен был умереть, а Темплтон должна была жить. Вот и все. Судя по взгляду Темплтон, ее мучили сомнения, но, поскольку она была без сознания, ничего большего, чем сомнения, у нее не было. Она кивнула сама себе, что означало, что она пришла к какому-то выводу. Потом ее взгляд смягчился, серьезность улетучилась, и она вновь стала той Темплтон, которую я знал.
– Я рада, что он мертв, – сказал она, и напряжение между нами исчезло.
– А я рад, что ты жива.
– Благодаря тебе. А тебе на самом деле было так необходимо стрелять в меня?
Я сморщился.
– Поверь мне, я был бы только рад, если бы был другой выход.
Темплтон засмеялась.
– Расслабься ты, я же просто шучу. В конце концов, ты сделал то, что должен был.
– Ну, если ты так говоришь…
– Да, говорю. Если бы не ты, меня бы сейчас здесь не было. Спасибо за то, что спас мне жизнь.
– Всегда пожалуйста, – сказал я и сразу же пожалел об этом. В голове эти слова звучат гораздо менее пафосно, а когда их произносишь, чувствуешь себя по-идиотски. Какое-то время мы молчали. Темплтон сказала все, что хотела, и теперь, когда мы обсудили все серьезные вещи, никто из нас не знал, о чем говорить дальше.
– Можно тебя уговорить остаться еще на пару дней? – спросила Темплтон, прервав тишину. – Хотя бы до Рождества. Можешь остановиться у меня. Никто не должен отмечать Рождество в одиночестве.
– Я и не буду в одиночестве.
– Персонал следующего отеля не считается.
Это была хорошая шутка.
– Я не большой любитель Рождества. Это семейный праздник, а я предпочитаю не вспоминать о своей семье. Лучше займусь делом.
– Не буду настаивать, Уинтер, но если передумаешь, ты знаешь, где меня найти.
– Спасибо.
Мы спустились вниз, и я попросил консьержа заказать два такси. Он сделал звонок, а затем попросил меня подождать минуту и исчез в задней комнате. Серебряный «Самсонайт», с которым он вернулся, был той же модели, что и тот, в которых были кольты. Вся разница состояла в том, что на этот раз чемодан был больше и тяжелее. Я передал его Темплтон.
– Это тебе, – сказал я. – Будем считать, что это мой прощальный подарок.
– Что это?
– Открой и увидишь.
Темплтон отошла к столику и положила на него чемодан. Открыв его, она порывисто вздохнула и округлила глаза. Выругавшись, она захлопнула крышку. Это было искушение. Всего лишь на секунду, но она ему поддалась.