Сломанный бог
Шрифт:
– Мне всегда приятно поговорить с тобой, но сегодня я пригласил тебя по другой причине. Я должен передать тебе кое-какую твою собственность.
Он прошел к столу посередине комнаты, отпихнув ногой с дороги бесценный стул, и взял стоящий там ларец с инкрустацией из жемчужных треугольников и квадратиков осколочного дерева, который затем вручил Данло.
– Красивый, – улыбнулся Данло. Ларец был прохладный на ощупь и тяжелый. – Спасибо вам.
– Нет, ты не так меня понял. Ларец мой – я за него заплатил сто маундов на Утрадесе. А вот то, что внутри, принадлежало твоему отцу –
Данло повиновался. Крышка бесшумно откинулась на золотых петлях, и он сразу ощутил характерный запах старой кожи.
Внутри лежали две книги, каждая со снежный кирпич толщиной, и прозрачный камень, похожий на кварц. Были там и другие вещи. Стенки ларца, обитые изнутри черным бархатом, мешали рассмотреть все содержимое.
– Ну? – сказал Бардо.
Данло поставил ларец на антикварный чайный столик, взял одну из книг и перелистнул сухие поблекшие страницы.
– Я уже видел эту книгу! – заявил он, изумленно раскрыв глаза. – И держал ее в руках когда-то, давно.
– Но как это возможно?
Снег за окном запорошил дорожки и лужайки Борхи, и Данло вспомнилось другое снежное поле, по которому он ехал когда-то. Воспоминание было слабое – тень воспоминания: однажды, после того как ему нарекли имя в третий день рождения, они с Соли отъехали от берега Квейткеля на лед, где стояла икалу, маленькая снежная хижина. Он вошел в хижину один и нашел там ту самую книгу, которую теперь держал в руках. Но кто-то забрал ее у него – Данло до сих пор помнил свой гнев по этому поводу, а больше ничего не помнил. В памяти, где четко запечатлелась почти вся его жизнь, сохранились только эти невнятные образы и эмоции. Столь загадочное предательство собственной памяти казалось Данло странным и постыдным, и он решил не говорить больше об этом.
– Ты знаешь, что это? – спросил Бардо.
– Да. У Старого Отца в доме было много книг. Он и читать меня научил.
– Ты умеешь читать? Я, должен сознаться, так и не овладел этим варварским искусством. Интересно, зачем фраваши эта морока?
– Но это же очень просто! Гораздо проще, чем читировать идеопласты.
– Правда?
– Ну да. Хотите, я научу вас, Бардо? Это благословенное искусство.
– Прямо сейчас, что ли? – Нос у Бардо был красный, как спелый кровоплод, а глаза приобрели задумчивое, отстраненное выражение. Настроение у него менялось, как одежда, надеваемая или снимаемая по мере надобности в холодный день. – Лучше в другой раз, если ты хочешь, чтобы я помог тебе с твоей алалойской проблемой. У меня на сегодня еще много дел.
Данло открыл книгу на титульном листе, хрустнув кожаным переплетом, и прочитал вслух:
РЕКВИЕМ ПО ХОМО САПИЕНС.
– Это книга Хранителя Времени, – сказал Бардо. – Циничная история человечества, написанная им. Твой отец получил ее от него в наследство – а может, и украл.
Перевернув пару желтых страниц, Данло наткнулся на заинтересовавшее его место:
«Хомо сапиенс – загадка эволюции. Разве не загадка и чудо то, что примерно тот же интеллект, который необходим для изготовления зазубренного наконечника копья, оказывается достаточным для открытия математических теорем. В другой вселенной все могло
Данло прочел это Бардо, и тот надул свои толстые щеки.
– Какой, однако, циник был этот Хранитель Времени. Что тебе за охота читать подобные мерзости, Паренек.
Данло с улыбкой склонил голову и достал из ларца другую книгу, в переплете из древней бурой кожи с золотым тиснением, стершимся и облупившимся во многих местах.
– Это собрание стихов, как видишь, – сказал Бардо. – Когда-то Хранитель Времени подарил эту книгу твоему отцу – это уж точно подарок, можно не сомневаться.
Данло пробежал глазами первые несколько стихотворений.
– Я не понимаю этих слов. Буквы мне знакомы, но сложены они совершенно бессмысленно.
– Почти все эти стихи очень древние. Написанные на мертвых языках. Твой отец любил поэзию – поэзию всех видов, – как другие любят женщин.
– Стало быть, и мне придется выучить все эти мертвые языки.
– Вольному воля. Мне лично никогда не хватало на это терпения.
– Спасибо, что отдали мне эти книги, Бардо.
– Они не мои. – Бардо глядел на снег за окном, облизывая ободок кружки. – Я просто хранил их для твоего отца, на случай, если он вернется. Теперь они твои. По правде сказать, я даже рад избавиться от такой ответственности.
Глядя на Бардо, Данло подумал, что на самом деле этот великан вовсе не рад, и сказал:
– Все равно спасибо.
– У меня хранились не только книги. Есть еще кольцо и шар. Достань их, Паренек.
Данло вынул из ларца прозрачный хрустальный шар чуть больше своего кулака, тяжелый, как камень. Это действительно был камень, самый совершенный из камней – скраерская сфера, выточенная из чистейшего, не имеющего ни единого изъяна алмаза.
– О, вот поистине благословенный камень, – сказал Данло. – Имакла, как глаз талло.
– Он принадлежал твоей матери. Такими сферами пользуются скраеры.
– Мать ведь тоже была скраером, да?
– Одним из лучших, когда-либо существовавших.
Данло поднес алмазную сферу к окну. Бронзовые и фиолетовые огоньки затрепетали в ней, словно бабочки, заключенные во льду. Данло заглянул в самый центр, где все цвета сливались в мерцающую, слепящую глаза белизну.
– Я никогда еще не видел такой великолепной, редкой вещи.
– Каждому скраеру, когда он приносит обет, вручается такая сфера. После смерти Катарины твой отец оставил сферу у себя, хотя ее следовало бы вернуть Главному Скраеру.
Данло, заметив, что запятнал алмаз своими пальцами, дохнул на него и тщательно вытер рукавом.
– Бардо, – спросил он внезапно, – вы не знаете, как умерла моя мать?
Бардо прикончил очередную порцию пива и вытер губы шелковым платком.
– Она умерла в пещере деваки, паренек, к нашему великому горю. Умерла, рожая тебя – роды были тяжелые, и она потеряла очень много крови.
Данло заметил, что полнокровное лицо Бардо побледнело, а глаза стали твердыми и блестящими, как бриллианты, и подумал, что этот грустный, обуреваемый страстями человек говорит ему не всю правду.