Сломанный клинок
Шрифт:
Облаченный в просторную домашнюю робу, сир де Пикиньи величественно восседал за пюпитром, якобы погруженный в чтение какого-то манускрипта. Франческо сразу понял, что тот лишь делал вид, будто читает. «Для него этот разговор не менее важен», — с удовлетворением отметил он про себя.
— А, сеньор Донати! — Сир Гийом поднялся и, любезно улыбаясь, шагнул навстречу. — Надеюсь, не оторвал вас от важных занятий?
— Никоим образом, мессир! Да и какие занятия могут прийти на ум в вашем гостеприимном замке, где каждый
— Ну, вы не очень походите на измученного пилигрима, мой молодой друг. Но я не сомневаюсь в вашей искренности и потому рад, что пребывание здесь доставляет вам удовольствие. Садитесь, прошу вас…
Сир Гийом и Франческо заняли кресла по обе стороны массивного стола, а Бертье подсел к его узкому концу и нахохлился наподобие большой печальной птицы.
— Дорогой сеньор Донати, — начал Пикиньи, — вы помните, что два месяца назад в Париже с вами беседовало доверенное лицо монсеньора Ле Кока по весьма важному для нас вопросу. Ныне же мне поручено окончательно обсудить возможность и условия займа. У вас не появилось каких-либо соображений на сей счет?
Франческо помолчал, поигрывая реликварием.
— Я много над этим думал, — сказал он наконец, — но пока затрудняюсь принять окончательное решение. Честно говоря, мне не хватает смелости. Расчет на смену династий — большой риск.
— Должен ли я понять вас в том смысле, что вы не верите в успех Карла Наваррского?
— Этого я не говорю, — осторожно ответил Франческо. — Шансы у него есть… вернее, могли бы быть, если бы Наварра воспользовался средством, которое может обеспечить ему успех. Но вот воспользуется ли он им? Я высоко ценю политический ум Карла д’Эврё и все же опасаюсь, что в решительный момент у него не хватит смелости сделать ставку на горожан. Хотя… тут, разумеется, я могу и ошибаться…
— Уверен, что ошибаетесь, — кивнул Пикиньи.
— Счастлив был бы разделить с вами эту завидную уверенность, но, к сожалению, Наварра совершенно непредсказуем. А это опаснейшее качество! В Париже я говорил с другими банкирами — моими соотечественниками, большинство склонно думать, что корона Франции все же останется у Валуа. Тем не менее я мог бы рискнуть, но мне хотелось бы яснее представить себе, ради чего я иду на этот риск…
Филипп обеспокоенно посмотрел на Пикиньи. Тот весь подобрался, как борзая, сделавшая стойку.
— Поверьте, мой друг, вы не прогадаете. Карлу Наваррскому нужно сто тысяч турских ливров; сумма велика, я понимаю, но и благодарность короля будет ей соответствовать.
Франческо сделал небрежный жест:
— Это общие слова, мессир.
— Можно говорить и о частностях, — любезно ответил Пикиньи. — Если с вашим содействием Карл д’Эврё коронуется в Сен-Дени, вы могли бы получить на несколько лет право взимать королевские налоги. Вы знаете, какой
— Меня пока устраивает принадлежность к тому сословию, к которому принадлежал мой отец, — возразил Франческо. — Что же касается откупа, то я предпочитаю другие способы обогащения.
— Дело вкуса, — кивнул Пикиньи и продолжал тем же любезным тоном: — Есть и другая возможность — вы могли бы стать чем-то вроде советника или казначея при короле, иными словами, получить в руки такую власть…
Франческо улыбнулся:
— Вроде той, что была у Мариньи? [45]
— Ну, зачем же говорить о нем, мой друг! Умный человек учится на чужих ошибках.
— Именно поэтому, мессир, я не хотел бы их повторять. Власть банкира не меньше и уж, без сомнения, гораздо прочнее.
— Иными словами, сеньор Донати, вы отказываетесь?
— Нет, почему же! Мы стараемся по возможности не отказывать своим клиентам, тем более столь высокопоставленным. Но согласитесь, что, когда речь идет о такой сумме, она должна быть обеспечена соответствующим залогом.
Сир Гийом с удивлением взглянул на него:
— Если вы считаете, что обычный имущественный залог будет выгоднее тех предложений, что я вам сделал, то это лишь упрощает дело! У короля Наваррского немало великолепных земель и замков не только в Наварре, но и в Нормандии, к тому же король может дать слово…
— Договоренность sub crimine falsi, [46]— быстро вставил Бертье.
— Ах, эти королевские обещания, — улыбнулся Франческо. — Эдуард Английский тоже когда-то раздавал их направо и налево.
— Но… простите меня, мой друг! Если вас не устраивает договоренность с королем, то кто же тогда может предложить вам обеспечение этого займа?
— Вы, мессир.
— Я?! — Пикиньи замер с приоткрытым ртом. — Вы шутите, сеньор Донати! Французское дворянство разорено, и я не располагаю сокровищами, способными…
— Почему же? Вы владеете сокровищем, которому с самого начала суждено было сыграть в наших переговорах с монсеньором Ле Коком совершенно определенную роль… хотя и пассивную. Надеюсь, вы меня понимаете? Я говорю о вашей дочери…
Теперь флорентиец смотрел прямо в глаза своему собеседнику, за его любезным тоном почувствовалась вдруг непреклонная воля.
— Если вы соблаговолите отдать мне руку дамуазель Аэлис, я не замедлю предоставить в распоряжение партии Эврё названную вами сумму.
Пикиньи ошеломленно уставился на наглого менялу, а перепуганный Бертье совсем съежился; наконец до сознания сира Гийома дошел весь смысл услышанного. Лицо его побагровело. Вцепившись в подлокотники кресла, он наклонился вперед, готовый разразиться проклятиями, но в этот момент Филипп, вскочив с места, метнулся к нему: