Слоновый Фредди
Шрифт:
Об официальном образовании речь не шла, так как в её семье не было возможности выучить даже одного из детей. Но Роксана, напротив, продолжала бороться своё за право под солнцем. Каждый день перед сном читала разнообразную литературу, что, естественно, утомляло, но при этом помогало в работе с клиентами. Она не хотела закончить, как все тупые шлюхи, свои дни за бокалом пива в какой-нибудь забегаловке. Жизненный путь для неё не был предрешён или начерчен судьбой. Если верить хиромантии, что всё предначертано, вполне возможно, в будущем на женской ладони рассмотрят линию судьбы – счастливой образованной шалавы.
– А
– Хотя бы не приводит в тюрьму, – ответила я.
Смех раздался на весь тюремный внутренний дворик, так как окно было открыто нараспашку.
– Кто знает. Если бы я осталась в моей деревне, убила бы от скуки какого-нибудь охламона. Естественно, попала бы за решётку…
Выходит, выходцам из глубинки путь заказан? Получается, можно попасть только в полную задницу, всё равно, в каком едешь направлении?
– В моём случае да. Но бывают разные люди. В деревнях также многие люди живут счастливо, но не с моим темпераментом.
– Я заметила.
Рокси считает свою жизнь интересной и увлекательной, несмотря на то, что в данный момент находится в следственном изоляторе. Миллионы женщин-путан живут счастливо, рожают детей несмотря ни на что. По «румынской женской статистике» или личной Роксаны, именно миллионеры любят жриц любви и женятся в основном на падших.
Перелистав демонстративно меню за барной стойкой, изучив напитки, интересующие девушку больше всего, она решила остаться и попробовать наработать себе богатеньких клиентов, ведь она была самой симпатичной в заведении.
Проработав три месяца, девушка не могла никак понять, почему мужики такие жадные? Шампанское она пила всего-то несколько раз, и то с каким-то наркоманом, который обнюхался кокаина и прыгал, как дебил, по узкому клубу, в котором места нет даже для собаки вытянуться, как положено, на полу в полный рост. Секса после зажигательных танцев также никто особо не хотел, и Рокси приходилось возвращаться вдребезги пьяной с пустыми карманами домой, если двухъярусные нары можно было назвать домом.
– Рокси, детка, валяй-ка к нам на дорогу? – призывали её коллеги. – Мы по 20–25 клиентов за вечер обслуживаем.
– Да я вижу, каждый день бегаете, в румынский банк деньги отправляете.
– Хватит сидеть в той вонючей дыре! Угар, сигареты тлеют под носом. Будет чёрная кожа на лице.
– Ну да, на дороге лучше кондиционеры, проветривается, не спорю.
– А-ха-ха. Ты как чё-нибудь скажешь, умереть со смеху.
– А чё там за клиенты хоть, Мони?
– Всякие имеются. С большими и маленькими.
– Да я не о том. Не завозят никуда? Насильников нет?
– За последние месяцы было всего пару раз. В основном пьяные малолетки, возвращающиеся с дискотек, денег, конечно, у них нет, или немного.
– А чё вы к ним садитесь, вообще?
– Так стоит же надзиратель, охранник долбанутый, следит. Ему-то всё равно, что с нами будет, лишь бы не ленились, работали.
– Я там от стыда сгорю, на этой дороге.
– Все так поначалу говорят.
– Вдруг телевидение приедет, снимет на камеру? Мама посмотрит репортаж о прекрасном Мадриде, а там доча в чулках выджигеривает
– Ой, Рокси! Ты такого о себе мнения! Звезда ты наша! Приедут прям, тебя специально снимать!
– Мони, ты выделываешься, а снимут тебя, будешь знать! Ладно, вечером скажу шефу, что хочу на трассе попробовать стать.
– Вот так бы сразу!
– Пошла ты! Сучка малая.
Девушки рассмеялись, прыгая и щипая друг друга за костлявые бока.
Вечером в ожидании придурка шефа, который являлся полным алкашом и шизофреником, Рокси не была полностью уверена в своём отчаянном решении, но, судя по заработку подруг, это имело смысл. Самым главным являлось то, что придётся меньше бухать, или хотя бы делать это для расслабления или удовольствия, а не в целях наживы, пропивая печень за копейки.
– Хола!
– Ой, здравствуйте! Я Вас не заметила.
– Я 10 минут возле Вас стою, пью пиво.
– М-да, странно, что я Вас не видела.
– Что Вы хотели?
– На дороге работать можно?
– Идите.
– Вот так просто?
– Ну да. А как ещё?
– Скажите хоть что-нибудь в поддержку, совет, например концептуальный конвейер говна напутственных слов.
– Оденьтесь потеплей, нынче ночи холодные.
– Ок. Спасибо за поддержку.
– Скажи мне, бледная поганка, почему я должен тебя успокаивать?
– Всё, я пойду, спасибо.
– Удачи, девочка моя. Всё будет хорошо.
Странный, конечно, дядька, но хоть не лезет, не задаёт лишних вопросов «зачем» да «почему». И на том спасибо.
– Мони? Привет! Я здесь, с вами.
– Рокси! Я рада! Мне тебя не хватало. Хоть есть с кем поболтать. Только стой, пожалуйста, лицом к дороге, не к тротуару.
– Я не могу! Мне стыдно!
– Перед кем? Этими уродами?
– Окей, поворачиваюсь.
Это было непросто и не так весело, как ей преподносили девочки. Она стеснялась обычных прохожих, смотрящих на неё, как на полное дерьмо. Молодые парочки, проходящие мимо, потешались, осматривая красавицу с улыбкой, неодобрительным взором. Вслед доносились реплики: «Такая красавица и стоит на дороге. Жалко девочку». Взрослые люди с ноткой уныния и грусти высказывали вслух разочарование в том, что такая молодая красавица докатилась до того, что продает себя за бесценок. Рокси опускала вниз глаза, стыдясь того, к чему, казалось, шла и стремилась.
– Почему же тогда так стыдно? Что делать? Как перебороть то, что доставляет дискомфорт в работе, навевает грустные мысли?
Пытаясь опустить навязчивые, до слёз колючие выражения прохожих, напиваясь при этом не менее, чем в борделе, правда, в этот раз в одиночку, припрятав бутылку в тёмных кустах, периодически отхлёбывая испанское горючее пойло для смелости. Но, как все мы знаем, алкогольные напитки только раздражают и разрушают нервную систему. Картина жизни становится резче и неадекватней, приводя разум в ещё более запутанный лабиринт, в глубине которого нет никакого сыра, лишь пустая мышеловка. Самое страшное, оказалось – попасться на глаза румынам, именно молодым туристам, развлекающимся вовсю в испанском городе. Проезжающие машины с румынской музыкой внушали страх и позор. Услышав родную речь, девушка пряталась за деревьями или домами, не желая общаться с родным народом, избегая даже взгляда земляков.