Слова и музыка

Михеенков Роман

Спустя годы я узнал о причине нашего расставания. Оказывается, ее не очень трезвому папе позвонили среди ночи и предложили возглавить крупную нефте-газовую компанию. Утром они уже были в Москве, в обед на Ямале, а через неделю отец отправил Руслану учиться в Лондон. Высокопоставленный папа один занимался ее воспитанием, мать умерла при родах. Отец всегда был нежен, но никогда не спрашивал ее мнения. Руслана хотела мне написать, но не знала адреса, пыталась найти меня через знакомых, но общих знакомых у нас никогда не было.

Чтобы

мы смогли в темноте разглядеть фотографии, я сбегал домой за фонариком. Альбом был очень толстым, но из сотен снимков я запомнил только мохнатые шапки бифитеров, охраняющих Букингемский дворец. Какие могут быть фотографии, когда русалочка касается твоего плеча при каждом перелистывании страницы. Мне хотелось, чтобы альбом никогда не заканчивался, но, – увы.

– Тебе интересно?– Руслана захлопнула альбом.

– Очень,– я боялся, что она попросит рассказать о моей жизни между нашими встречами, но сменить тему мне не удалось.

– А что было у тебя?– русалочка ждала от своего звездочета волшебной истории.

О чем я мог рассказать?

Я глубоко вдохнул, закрыл глаза. В моем «зажмуренном мире» по красно-черному фону заметались причудливые фигурки, составленные из полупрозрачных кружочков. Я всегда умел управлять ими, задавать траектории движения, собирать в группы и снова разлучать. Время от времени я играл ими, чтобы сосредоточиться. Сейчас они отказывались мне повиноваться.

Жираф летит вправо. Вправо, я приказываю! Морской конёк плывет вниз. Куда ты! Вниз! От злости я стал задыхаться. Попытался открыть рот, чтобы набрать воздуха, и не смог. Нежные губы моей русалочки не давали мне вдохнуть.

ххх

Наша лодка покачивалась в камышовой заводи. Бросив весла, я срывал кувшинки. Вырванные из воды, они теряли свое очарование, но я не мог не срывать цветы для Русланы, когда она была рядом. Мы целовались и слушали кузнечиков…

– Вставай! Просыпайся! Вставай же!– в глазах Русланы был ужас.

– А… Это был сон…– последние два дня я впервые в жизни существовал в мире полной гармонии. Руслана мне снилась, мы вместе просыпались…

– Вставай! Папа приехал!– она бегала по спальне, собирая в охапку мою одежду.

– Что случилось?– информация дошла до меня, но я еще не успел понять, как к ней отнестись.

– Скорее, в окно и беги к калитке за гаражами!

– Здесь же второй этаж…– наконец проснувшись, мой организм включил базовые инстинкты.

– Ты жить хочешь?– прозвучало очень убедительно.

Возле окна спальни на мое счастье оказалась вполне крепкая деревянная решетка, по которой вился дикий виноград. Аккуратно, чтобы его не повредить, я начал спускаться вниз. Листья – ладошки аплодировали рыцарю, который рискует жизнью, чтобы не скомпрометировать даму сердца.

– Гм…– раздалось за моей спиной, когда до земли оставалось всего ничего.

– Здравствуйте,– я спрыгнул на землю, развернувшись в воздухе.

Передо мной,

заслоняя небо, возвышался отец Русланы. Я видел его по телевизору, но не думал, что он настолько огромен.

– Кто?– трактовать его вопрос я мог очень по-разному. «Кто вылез из спальни моей дочери?», «Кто покусился на ее честь?», «Кто посмел?».

– Сосед,– выбрал самую безобидную из возможных трактовок и подобающий ответ.

– Ха-ха-ха…– смех громовержца звучал зловеще, но я почему-то не испугался.

Руслана, с невинным личиком впорхнувшая на террасу, замерла от удивления, застав нас с ее отцом в креслах с бокалами коньяка.

– О, дочка, за нее и выпьем, оба имеем повод,– отец залпом осушил бокал именного коньяка и тут же налил еще.

– С радостью,– я вдохнул аромат божественного напитка, сделал маленький глоток, прокатил коньяк по нёбу, попрощался с ним и тоже выпил залпом.

– Иди, дочка, в дом, нам поговорить надо,– громовержец сказал это нежно, но не предполагая дискуссии.

– Простите, но…– от коньяка я осмелел, хотел указать ему, что таким образом уже давно не подобает обращаться к женщине.

– В дом!– это было адресовано мне и без всякой нежности.

Отец Русланы взял издевательскую паузу. Под его тяжелым взглядом я чувствовал себя крайне неуютно. Будто меня заставили танцевать стриптиз на филармонической сцене.

– Искусствовед, говоришь,– он произнес это, как страшный неизлечимый диагноз.

– Специализируюсь на итальянской живописи эпохи Возрождения,– я собрал в кулак всю свою профессиональную гордость, но прозвучало как-то жиденько.

– Пойдешь завтра со мной на кабана, искусствовед,– это был не вопрос, а приказ.

– В заповеднике охота запрещена,– я попытался воспользоваться законом, чтобы не упоминать о том, что я в принципе не могу убить живое существо.

– Для кого как. Нам поговорить надо, а в доме ушей много.

ххх

Рассвет застал нас на подходе к лесу. Орудие убийства – неподъемное ружье, выданное отцом Русланы – оказалось для меня абсолютно инородным явлением. Постоянно съезжало с плеча, цеплялось за кусты, било сзади по ногам. Я еще с вечера поклялся, что, если мне и предстоит выстрелить – буду целиться в другую сторону. Отчаявшись ждать, когда он заговорит, решил атаковать.

– Я прошу руки вашей дочери. Мы с Русланой любим друг друга,– выпалил на одном дыхании, даже не успел испугаться.

Он сделал несколько шагов и замер. Пристрелит или просто забьет прикладом?

– Что ж ты за…– громовержец повернулся и впился в меня взглядом. Я снова не понял, как трактовать его фразу.

Мне было всё равно: оскорбит, ударит, пусть даже затопчет ногами. Любой результат лучше мучительного ожидания. В конце концов, моей любви повиновался звездопад. Моя любовь выдержала испытание временем. Ради нее существует жизнь. Ради нее не страшно умирать.