Слова I. С болью и любовью о современном человеке
Шрифт:
Лишения очень помогают людям. Испытывая в чем-то недостаток, чего-то лишаясь, люди становятся способны познать цену того, чего у них не стало. А те, кто сознательно, с рассуждением и смирением лишают себя чего-то ради Христовой любви, испытывают духовную радость. Если кто-то, к примеру, скажет: "Такой-то человек болен, и поэтому сегодня я не буду пить воды. Ничего большего, Боже мой, я сделать не могу". И если человек совершит это, то Бог напоит его уже не водой, а сладким прохладительным напитком — божественным утешением.
Люди страдающие испытывают чувство глубокой благодарности за самую пустяшную оказанную им помощь. А избалованное чадо богатых родителей ничем не бывает довольно — хотя бы мать с отцом исполняли и все его прихоти. Такой ребенок может иметь все и быть измученным, срываться, лезть на стенку. Тогда как некоторые несчастные ребятишки испытывают огромную признательность за малейшую помощь, которую им оказали. Если какой-нибудь добрый человек оплачивает им дорогу до Афона, то как же они благодарят и его, и Христа! А от многих богатых детей слышишь: "У нас все есть, почему у нас все есть?" Не испытывая нужды ни в чем, они хнычут вместо того, чтобы благодарить Бога и помогать беднякам. Это величайшая неблагодарность. У них нет недостатка ни в чем материальном,
Сегодня большинство людей не испытывает лишений. Любочестия у них нет именно поэтому. Если человек не трудится сам, то и труд других оценить не может. Найти себе работенку "не бей лежачего", зарабатывать деньги и после этого искать себе лишений — да какой в этом смысл? Вот шведы, которые на все, что нужно для жизни, получают пособия от государства и потому не трудятся, — [от безделья] слоняются по дорогам. Весь их труд уходит на воздух, они внутренне неспокойны, потому что сошли с духовных рельсов. Они бесцельно катятся [по жизни], как катятся по дороге соскочившие с оси колеса — покуда не падают в пропасть.
Множество удобств делает человека ни на что не годным
Сегодня люди стремятся к красоте и обольщаются красотой. Европейцам [114] это на руку — они все крутят и крутят своими отвертками, изготавливая что-нибудь новенькое — красивое и якобы более практичное — чтобы людям не нужно было даже шевелить руками. В прежние времена, работая старинными инструментами, люди и сами становились крепче. А после работы с нынешними механизмами и приспособлениями нужно прибегать к помощи физиотерапии и массажа. Подумать только, сейчас врачи занимаются массажем! Сегодня видишь, как у столяра свисает во-от такое брюхо! А разве в прежние времена можно было увидеть пузатого столяра? Разве мог появиться живот у столяра, который целыми днями строгал дерево рубанком?
114
Говоря о европейцах и Западе, Старец не уничижает народы Америки и Западной Европы, но хочет обличить господствующий в этих странах безбожный и рационалистический дух.
Множество удобств, становясь чрезмерными, делают человека ни на что не годным. Человек превращается в бездельника. Он может перевернуть что-то рукой, но говорит: "Нет, лучше-ка я нажму на кнопочку, и пусть оно перевернется само!" Если человек привыкает к легкому, то потом ему хочется, чтобы все было легким. Нынешние люди хотят работать мало, а денег получать много. А если можно совсем не работать, то еще лучше! И в духовную жизнь тоже проник этот дух — мы хотим освятиться без труда.
И болезненными большинство людей стали как раз поэтому — из-за легкой жизни. Если начнется война, то как люди смогут ее перенести, будучи столь избалованными? Раньше люди были, по крайней мере, закаленными и могли выдержать трудности — даже дети. А сейчас — сплошные витамины В, С, D да лимузины "мер-се-де" — без всего этого люди уже не могут жить. Взять какого-нибудь ослабленного ребенка — ведь если он будет работать, то у него укрепятся мускулы. Многие родители приходят и просят меня помолиться об их детях, говоря, что те парализованы. Но на самом деле у них не паралич, а просто какая-то слабость ног. Родители все кормят и кормят такого ребенка, а он все сидит и сидит. Но чем больше он сидит, тем больше атрофируются его ноги. А потом родители пересаживают ребенка в инвалидную коляску, а меня просят: "Помолись, мой ребенок парализован". Да кто на самом деле парализован — ребенок или родители? Я советую таким родителям кормить ребенка чем-нибудь легким, не утучняющим, заставлять его понемножку ходить. Постепенно такие дети сбавляют вес, их движения становятся все более и более естественными, а потом, глядишь, начинают и в футбол гонять! А действительно парализованным детям, которым нельзя помочь по-человечески, поможет Бог. Один мальчуган в Конице был очень непоседливым и подорвался на мине. Его ножка так скрючилась, что он не мог ее выпрямить. Однако это увечье более спокойным его не сделало. От живости он постоянно шевелил искалеченной ножкой, сухожилия разработались, и нога стала здоровой. А потом он даже партизанил в отряде у Зерваса [115] .
115
Наполеон Зервас (1891–1957) — лидер антифашистского движения "Национальный Греческий Демократический Союз, действовавшего против нацистов к Эпире и некоторых других областях Греции. — Прим. пер.
И я, когда мою ногу скрутил ишиас [116] , молился по четкам, потихоньку прохаживаясь, и нога окрепла. Часто движение приносит пользу. Если я заболеваю и через два-три дня болезнь не проходит, так что я не могу и пошевелиться, то я прошу Бога: "Боже мой, помоги мне только маленечко подняться и сдвинуться с места, а там я уж как-нибудь сам. Пойду заготавливать дрова". Если я останусь лежать, то мне будет еще хуже. Поэтому я собираюсь с духом и, даже будучи простуженным, заставляю себя подняться и идти на заготовку дров. Укутываюсь поплотнее, потею, и выходит вся простуда. Можно подумать, будто я не знаю, что лежать в кровати спокойнее! Но я заставляю себя встать и — куда только все девается! Принимая народ, я заранее знаю, что от сидения на пне у меня занемеет все тело. Конечно, я могу постелить на пень какой-нибудь коврик, но тогда надо стелить и для других, а где я возьму столько ковриков? Поэтому ночью я в течение часа прохаживаюсь и молюсь по четкам. Потом я на какое-то время вытягиваю ноги, чтобы в них не застаивалась кровь — с этим у меня тоже проблемы. Если я оставлю себя в покое, то за мной
116
Воспаление седалищного нерва. — Прим. пер.
— Геронда, а удобства, телесный покой вредны человеку в любом случае?
— Иногда они бывают нужны. Например, у тебя что-то болит — ну что же, тогда сиди не на досках, а на чем-нибудь мягком. Но ведь "на мягком" — это не значит на бархате. Подложи какую-нибудь простую тряпочку. Если же у тебя есть мужество, то не подкладывай ничего.
— Геронда, есть люди, о которых говорят: "Это старая кость".
— Да, есть такие люди. На Афоне, недалеко от моей каливы живет один монах-киприот — старец Иосиф, родом из Карпасии [117] . Старцу — сто шесть лет [118] , а ухаживает за собой сам. Разве в миру такое сегодня встретишь? Некоторые нынешние пенсионеры не могут даже ходить, их ноги ослабевают, сами они от сидения заплывают жиром и становятся ни на что не годными. А если бы они были заняты каким-нибудь делом, то получали бы от этого огромную пользу. Как-то раз старца Иосифа забрали в монастырь Ватопед. Все ему выстирали, самого вымыли, окружили заботой. А он им и говорит: "Я, как только сюда приехал, — заболел. И это все из-за вас. Везите меня обратно в мою каливу умирать". Делать нечего, пришлось везти его обратно. Как-то пришел я его навестить. "Ну что, — говорю, — я слышал, что ты переселился в монастырь". — "Да, — отвечает, — было дело. Приехали на машине, забрали меня в Ватопед, мыли, чистили, ухаживали, но я заболел и сказал им: "Везите меня назад". Не успел вернуться, как выздоровел!" Сам уже не видит, но плетет четки. Однажды я передал ему немного вермишели, так он даже обиделся: "Неужто за чахоточного больного меня принимает Старец Паисий, что шлет мне вермишель?" Представьте себе — ест фасоль, ревит, бобы — такое здоровье, что только держись — как у молодого парня. Ходит, опираясь на две палки, и при этом умудряется собирать траву, которую варит и ест. Сеет на огороде лук! Для стирки одежды и мытья головы сам носит воду! А потом еще совершает богослужение, сам читает Псалтирь, совершает свое монашеское правило, молится Иисусовой молитвой. Нанял двух кровельщиков перекрыть крышу и с палками в руках полез по лестнице посмотреть, как они работают. "Спускайся вниз", — говорят ему мастера. "Ну уж нет, — отвечает, — поднимусь, погляжу — как вы там кроете". Конечно, мучается он сильно. Но знаете, какую он ощущает радость? Его сердце взмывает ввысь как птица! Другие монахи тайком берут его одежду и стирают ее. Как-то я спросил его: "Что ты делаешь со своей одеждой?" — "У меня, — говорит, — ее часто берут для стирки — тайком от меня. Но я и сам ее стираю: кладу в корыто, заливаю водой, а потом еще сверху — "клином" по ней! [119] Через несколько дней отстирывается как миленькая'" Видишь, какое доверие Богу! У других есть все, чего ни пожелает душа, но вместе с тем — страх и тому подобное. А он от заботы заболел, но как только его оставили в покое — выздоровел.
117
Город на Кипре. — Прим. пер.
118
В ноябре 1990 г.
119
Старец Иосиф имел в виду стиральный порошок "Clean".
Легкая жизнь человеку не на пользу. Комфорт не для монаха, удобство наносит пустыне бесчестие. Ты можешь быть избалованным прежней жизнью, однако если ты здоров, то тебе надо себя закалить. Иначе ты не монах.
Глава третья. О том, что надо сделать свою жизнь проще, дабы избавиться от душевной тревоги
Мирской успех приносит душе мирскую тревогу
Чем больше люди удаляются от естественной, простой жизни и преуспевают в роскоши, тем больше увеличивается и человеческая тревога в их душах. А вследствие того, что они все дальше и дальше отходят от Бога, они нигде не находят покоя. Поэтому люди беспокойно кружатся — как приводной ремень станка вокруг "сумасшедшего колеса" [120] . Они кружатся уже и вокруг Луны, потому что целая земная планета не вмещает их великого беспокойства.
120
В прежние времена на производстве "сумасшедшим колесом" называлось нерабочее колесо, на которое надевали приводной ремень с тем, чтобы остановить станок, не выключая двигателя.
Мирская легкая жизнь, мирской успех приносят душе мирскую тревогу. Внешняя образованность в сочетании с душевной тревогой ежедневно приводит сотни людей (даже потерявших душевный покой маленьких детей) к психоанализу и психиатрам, строит все новые и новые психиатрические лечебницы, открывает для психиатров курсы повышения квалификации, в то время как многие из психиатров ни в Бога не верят, ни существование души не признают. Стало быть, как могут помочь другим душам эти люди — сами наполненные душевной тревогой? Как может быть истинно утешенным человек, не уверовавший в Бога и в истинную, вечную жизнь после смерти? Если человек постигает глубочайший смысл истинной жизни, то из его души исчезает вся тревога, к нему приходит божественное утешение и он исцеляется. Если бы больным в психиатрической лечебнице читали вслух Авву Исаака Сирина, то больные, верующие в Бога, становились бы здоровы, потому что им открывался бы глубочайший смысл жизни.
Любой ценой — с помощью успокоительных лекарств и различных учений типа йоги — люди стремятся найти покой, но только к действительному покою, который приходит к человеку смирившемуся и приносит ему божественное утешение, они не стремятся. Подумай, как же маются все эти туристы, приезжающие сюда из других стран, под палящим солнцем, в жару и в пыли, среди шума и гама бредущие по улицам! Какое бремя, какое внутреннее неспокойствие гнетет и терзает их души, если они считают отдыхом все то, что им приходится переносить! Как же должно давить души этих людей их собственное "я", раз они думают, что отдыхают, испытывая такие мучения!