Слова IV. Семейная жизнь

Святогорец Паисий

— Геронда, помогают ли детям исправиться телесные наказания?

— Насколько можно, родителям надо этого избегать. Они должны стараться добром и терпением дать ребёнку понять, что он ведёт себя неправильно. Только в том случае, если ребёнок маленький и не понимает, что он подвергается опасности, подзатыльник идёт ему на пользу — для того чтобы в следующий раз он был внимательнее. Страх получить еще один подзатыльник становится для ребёнка тормозом и защищает его от опасности. Я, когда был маленьким, большую пользу получал не от отца, а от матери. Оба они любили меня и желали мне добра. Однако каждый из родителей помогал мне по-своему. Отец был человек строгий. Когда мы — дети — озорничали, он давал нам затрещины. Боль от затрещины помогала мне немножко угомониться, однако, когда боль проходила, я забывал и о ней, и об отцовских советах. И дело было не в том, что отец меня не любил: нет, он бил меня от любви. Помню как-то

раз — мне было три года — отец залепил мне такой подзатыльник, что я улетел на несколько метров! А знаете за что? Рядом с нашим домом был другой дом, в котором никто не жил. Хозяева уехали в Америку, и дом пришёл в запустение. Во дворе этого дома росла смоковница, ветви которой выходили на улицу и свисали над дорогой. Дерево было усеяно плодами. Когда мы с ребятами играли на улице, к нам подошёл один сосед и приподнял меня, чтобы я сорвал ему несколько смокв, потому что сам он не дотягивался до ветвей. Я сорвал пять-шесть смокв, и две из них он дал мне. Когда об этом узнал мой отец, он очень разгневался. Вот тут-то я и получил ту затрещину! Я пустился в рёв. Моя мать, на глазах которой это происходило, повернулась к отцу и сказала ему: "Зачем ты бьёшь ребёнка! Ведь он же ещё маленький, ничего не понимает! Как ты можешь спокойно слышать его плач!" — "Если бы он плакал, когда его поднимали рвать смоквы, — ответил отец, — то не плакал бы сейчас. Но, видно, и сам он хотел полакомиться чужими смоквами! Значит, пусть плачет!". Да разве после этого я мог повторить то, что сделал? А вот мать, видя мои шалости, расстраивалась, однако у неё было благородство. Видя, как я озорничаю, она отворачивалась и делала вид, что не замечает меня, для того чтобы меня не расстраивать. Однако от этой материнской "хитрости" моё сердце буквально разрывалось. "Погляди, погляди, — говорил я себе, — ты так наозорничал, а мать не только тебя не бьёт, но даже делает вид, что не видит! Нет, больше такого не повторится! Как же я смогу видеть маму снова расстроенной?" Поступая так, мать помогала мне больше, чем если бы она награждала меня подзатыльниками. Однако и сам я не злоупотреблял этим и не говорил: "Э, раз она сейчас меня не видит, дай-ка я пошалю и поозорничаю ещё больше". А вот отец, тот нет: чуть что не так — сразу подзатыльник. Видишь как: они оба меня любили, однако благородное поведение матери помогало мне больше.

— Геронда, однако некоторые дети страшно шаловливы: они кричат, бегают, озорничают. Как их родители могут избежать телесных наказаний?

— Слушай-ка, да ведь дети-то не виноваты. Детям, чтобы они нормально росли, нужен двор, в котором они могут побегать и поиграть. А сейчас несчастные детки заперты в многоэтажках, и это их беспокоит. Они не могут свободно побегать, не могут поиграть, не могут порадоваться. Родителям не надо расстраиваться, если их ребёнок живой. Живой ребёнок имеет в себе силы, и, использовав их как должно, он может очень преуспеть в жизни.

Принуждение детям не на пользу

Некоторые родители очень сильно давят на своих детей — да еще на глазах у других. Можно подумать, их ребёнок вьючное животное, которое они подгоняют хворостиной, чтобы оно шло, не уклоняясь ни вправо, ни влево. Они всё равно что держат его за уздечку и при этом говорят: "Шагай свободно!" А потом такие родители доходят до того, что начинают бить своих детей. Сегодня приходила мать со своим сыном — здоровенным парнем. Её ребёнок был болен. "Что мне делать, отче? — спрашивала она. — Мой ребёнок ничего не ест и не хочет даже нас видеть". Но когда я сказал ей, как поступить, она начала все с начала: "Так что же мне теперь делать?"

— Геронда, может быть, она не поняла, что Вы ей сказали?

— Да как же не поняла! "Я не смог бы пробыть с тобой вместе даже одного часа, — сказал я ей. — А как же твой ребёнок будет жить рядом с тобой? Ведь ты же довела его до белого каления!" — "Нет, — ответила она. — Я его люблю". — "Где там любовь, если рядом с тобой он не находит себе места? Его тянет убежать из дома, потому что он хочет оказаться в другой среде. Ведь когда он не рядом с тобой, то ведёт себя прекрасно. Раз он тебя не хочет видеть, то, значит, ты тоже виновата в этом. Не раздражай его: ведь ты его калечишь. Веди себя с ним по-доброму, с терпением". Я ей всё это сказал, она меня выслушала и опять начала всё сначала: "Так что же мне делать? Ребёнок не хочет нас видеть". Ну как прийти с таким человеком к взаимопониманию? У ребёнка всё в совершенном порядке, а они считают его за дурака. Значит, что-то не в порядке у них самих.

Принуждения родителей не помогают детям, но душат их. Бесконечные "не трогай этого, не ходи туда, сделай это так..." Но ведь уздечку надо тянуть так, чтобы её не порвать. Надо обличать детей тактично, для того чтобы помочь им осознать свою ошибку, но при этом не допускать, чтобы между вами образовывался

разрыв. Родители должны делать то же самое, что делает хороший садовник, сажая маленькое деревце. Садовник нежно, мягкой верёвочкой привязывает деревце к колышку, чтобы оно не искривилось и не повредилось, когда ветер будет клонить его вправо или влево. Потом садовник делает для деревца ограду, поливает его, заботится о нём, бережёт его от коз — покуда у дерева не подрастут ветви. Ведь если маленькое деревце объедят козы, то всё — его можно считать погибшим. Объеденное козами дерево не сможет ни принести плода, ни дать тени. А вот когда его ветви подрастут, садовник убирает ограду, а дерево начинает приносить плод, и под его тенью могут отдыхать и козы, и овцы, и люди.

Однако часто родители, будучи побуждаемы чрезмерной заботой о своих детях, хотят привязать их не мягкой верёвочкой, а стальной проволокой, тогда как привязывать детей нужно нежно — так, чтобы их не поранить. Родители должны стараться помогать детям благородно. Это возделает в детских душах любочестие, и потом они смогут сами почувствовать необходимость делать добро.

Родители, насколько могут, должны объяснять детям доброе по-доброму: с любовью и с болью. Помню одну мать, которая, видя, что сын вёл себя плохо, со слезами в глазах и с болью говорила: "Не надо делать этого, мой золотой ребёнок". И видя такой пример, её дети учились подвизаться с радостью, чтобы избегать жизненных искушений, не пасовать перед трудностями, но преодолевать их молитвой и доверием к Богу.

Сегодня и взрослые, и дети в миру живут, как в сумасшедшем доме, и поэтому требуется много терпения и много молитвы. Огромное количество детей доходит до инсульта. [Все равно что] часы немного испорчены, а родители заводят их до упора, и даже больше, чем до упора, и потом у часов лопается пружина. Необходимо рассуждение. Одного ребёнка надо "подкручивать" больше, другого — меньше. Несчастные дети открыты всем [злым] ветрам. Когда в школе или на улице они слышат призывы: "Не уважайте родителей! Не уважайте никого и ничего!" — и вдобавок еще их матери хотят "закрутить им гайки", то они ерепенятся ещё больше.

Поэтому я советую матерям насиловать себя в молитве и не насиловать детей. Если они постоянно говорят ребёнку: "Не делай этого, не трогай того" — даже по отношению к пустяшным вещам, а иногда и несправедливо — то, в случае серьёзной опасности, например, если ребёнок хочет плеснуть в огонь бензина, — он не послушается и, сделав это, сильно покалечится. Ребёнок не понимает, что в словах "не делай этого" скрыта любовь. Но, когда ребёнок немного повзрослеет, у него появляется эгоизм, и, если ему делают замечание, он ерепенится, думая: "Разве я маленький, чтобы они обращались со мной так?" Родители должны дать ребёнку понять, что, подобно тому как они берегли его, чтобы он не обжёгся, пока он был маленьким, так и сейчас, когда он стал взрослым, они берегут его от другого огня. Поэтому ребёнку надо быть внимательным, не давать прав искусителю-диаволу, для того чтобы сохранить в себе Благодать Святого Крещения.

Нерассудительная чрезмерная родительская любовь

— Геронда, может ли мать нерассудительной любовью повредить своему ребёнку?

— Конечно, может. К примеру, мать видит, что её малыш не может научиться ходить, и говорит: "Как жалко его, бедняжку, ведь он не может ходить", и то и дело берёт его на ручки, вместо того чтобы, держа за руку ребёнка, помочь ему пройтись самому. Спрашивается, как малыш выучится ходить? Конечно, такая мать движима любовью, однако своей многой заботой она вредит своему чаду. Я был знаком с отцом, сын которого отслужил в армии. И вот он брал взрослого сына за ручку и вёл его к парикмахеру! "Я привёл тебе моего сына, чтобы ты его постриг, — говорил отец. — Скажи мне, сколько тебе заплатить и когда прийти, чтобы его забрать?". Так [своей нерассудительной заботой] этот человек искалечил своего сына.

Любовь необходимо "тормозить" рассуждением. Настоящая любовь несвоекорыстна. Она не имеет в себе эгоистичного пристрастия и отличается благоразумием. Благоразумие необходимо многой женской любви, для того чтобы женщина не тратила свою любовь попусту. Однажды ко мне в каливу пришел парень, обозлённый на родителей. Его несчастные родители были расположены по-доброму, однако они не знали, как ему помочь. И вот он стал говорить мне, что родители на него давят, что они его не любят и так далее. "Слушай-ка, — сказал я ему, — когда ты был маленький и твоя мать закутывала тебя в несколько слоев одежды, для чего она это делала? Для того чтобы ты не простудился или для того чтобы довести тебя до теплового удара? Эти действия твоей матери имели в себе много любви". Наконец — поняв, как много его любили родители, — юноша стал плакать. У его матери было много любви, несмотря на то что она не смогла помочь своему сыну, потому что вела себя с ним так, что вызывала его сопротивление.