Слова, из которых мы сотканы
Шрифт:
– Значит, вы ученый? – поинтересовался Бендикс, пока они неспешно прыгали к тренировочному кругу на Примроуз-Хилл.
– Вроде того, – отозвалась Лидия. – Раньше я занималась наукой, а теперь стала больше похожа на бизнес-консультанта.
– Ого! А как ученый становится бизнес-консультантом?
Лидия улыбнулась.
– Это долгая и очень скучная история, – ответила она.
– Я не возражаю против скуки, – сказал Бендикс и поджал губы, отвернувшись к дорожке. – В конце концов, я – личный тренер по фитнесу.
У него было необыкновенное тело: гибкое и тренированное, оно тем не менее казалось
– Так расскажите мне, – попросил Бендикс.
Лидия перевела дыхание.
– Честно, это очень утомительная история. В университете я изобрела химическое соединение, идея которого преследовала меня все время, соединение, которое убирало запах краски.
– Краски?
– Да, той самой, которой красят стены. Это было на последнем курсе. Но, по сути дела, я безостановочно работала над ним после школы, тратила все свободное время, не знаю почему… просто я ненавижу запах краски. А когда я занималась отделкой квартиры, то обратила внимание на этот пробел на рынке органических красок. Поэтому я взяла предпринимательский кредит и запустила в продажу небольшой ассортимент органических красок без запаха. Сначала всего пять оттенков, а когда они стали хорошо продаваться, я добавила еще пять. Через пять лет у меня был ассортимент из сорока красок, которые продавались в двух торговых сетях. А полтора года назад «Дюлакс» [10] выкупил мой бренд и заплатил целую кучу денег. И я до сих пор получаю комиссию за оригинальное изобретение, поскольку запатентовала его и продала другим производителям краски. Так что у меня есть деньги от «Дюлакса» плюс регулярный доход от комиссионных отчислений…
10
«Дюлакс» (Dulux) – крупная международная компания по производству лакокрасочных материалов.
– Значит, вы просто сидите, а деньги текут к вам сами, так?
Лидия снова рассмеялась.
– Нет, не совсем, – ответила она. – Я много работаю с малым бизнесом и с нефтехимической индустрией… публикую статьи в двух отраслевых журналах. Все это вовсе не гламурно, однако… не знаю, но по какой-то причине с тех пор, как я продала свой бизнес, я так и не вернулась к науке. Как будто у меня была миссия и я выполнила ее, а теперь просто плыву по течению. Я какое-то время пыталась отдыхать, когда продала бизнес, но, похоже, я плохо умею отдыхать. Поэтому занимаюсь чем угодно, что подворачивается под руку.
– Ну и ну. – Бендикс повернул голову и благоговейно посмотрел на нее. – Значит, вы трудоголик? Это впечатляет, очень впечатляет.
Лидия улыбнулась, втайне радуясь, что ей удалось произвести впечатление на Бендикса.
На тренировочном круге Лидия отработала несколько ударов, целясь в раскинутые руки Бендикса в кожаных перчатках. Ее кулаки издавали такой звук, словно кто-то каждый раз падал на пол. Она не чувствовала себя вправе бить Бендикса. Она не чувствовала себя
Мать сидела с ребенком, спавшим в коляске, пока второй малыш проказничал среди тренировочного оборудования. Мать уткнулась в газету, разложенную рядом с ней на скамейке. Она медленно и ритмично перелистывала страницы, как будто тренировала запястье, а не читала. Другой рукой она катала коляску: два дюйма назад, два дюйма вперед. Каждые несколько секунд она отрывалась от газеты, смотрела на спящего младенца, потом на ползающего малыша, снова утыкалась в газету и начинала катать коляску. Лидия редко находила в материнстве что-то привлекательное. Оно почти всегда выглядело вот таким механическим и утомительным.
Внезапно малыш оказался перед ними. Он замер и стал смотреть, как худая темноволосая женщина наносит удары по красивому мужчине: снова, и снова, и снова. Лидия покосилась на него, желая, чтобы он ушел. «Уходи, – думала она. – Уходи отсюда!» Но ребенок не уходил. Очевидно, это зрелище было завораживающим. Внезапно интерес мальчика сменился озабоченностью, которая переросла в тревогу, а затем в страх. Его лицо скривилось, и он с рыданиями побрел к матери, которая наконец оторвалась от своего цикла с газетой и коляской, чтобы заключить его в объятия и защитить от чистого ужаса перед страшной женщиной, которая бьет очаровательного мужчину.
Лидия вздохнула. Она больше не ходила в поношенном джемпере с большой собакой, бегущей рядом, не пила водку на заброшенных железнодорожных путях и не мыла голову жидкостью «Фэйри». Она стала взрослой, элегантной, можно сказать, почти стильной, когда сама этого хотела. Она пользовалась зубной нитью и духами, полировала ногти, ходила по дорогим магазинам и всячески ублажала свою кожу. Но тем, кто мог различить, что таится за внешностью, – особенно детям, младенцам, животным и наиболее восприимчивым людям, – она по-прежнему казалось Страшной Дамой в Черном. Именно такой, какой была всегда.
Бендикс посмотрел на плачущего малыша и весело взглянул на нее.
– Он думает, что мы деремся. – Бендикс рассмеялся. – Бедняжка. Он получил психическую травму; теперь придется обратиться к консультанту.
Лидия мрачно улыбнулась и опустила руки. Очередная тренировка подошла к концу. Ей внезапно захотелось получить от этого сеанса здоровый заряд бодрости вместо ужасающего образа самой себя, который стоял перед ней.
– А вы? – начала она. – Почему вы стали личным тренером по фитнесу?
Бендикс снова рассмеялся, показав ровные белые зубы. Он убрал в рюкзак перчатки и полотенце.
– Потому что, в отличие от вас, я слишком тупой, чтобы заниматься чем-то еще, – ответил он. – О’кей: вам в ту сторону, мне в эту. Желаю приятных выходных, и до встречи в клубе в понедельник, хорошо?
Лидия стояла, взмокшая и взъерошенная, с быстро остывающими струйками пота на лице, и смотрела, как он уходит – упругие ягодицы, сильные плечи, – чтобы быть Бендиксом где-то еще, для кого-то еще. Тогда она снова ощутила отчаянное томление, которое иногда испытывала при виде других людей, томление от того, что ей никогда не удавалось увидеть мир их глазами, стать ими.