Слова на букву М
Шрифт:
– Если Моран не дурак, он не станет стрелять ещё и в Ватсона, - скорей подумал вслух, чем сказал великий сыщик, приходя в себя на нижней полке купе третьего класса. Поезд летел на всех парах, то и дело ныряя в горные тоннели.
– Ну, стрелки-то найдутся и кроме Морана, - рассуждал Мориарти, расставляющий фигуры на шахматной доске, причём так бережно, словно строил пирамиду из карт, - Другое дело, что гибель доктора покажется подозрительной для ваших друзей с шотландского двора. Сейчас они считают, что повязали всех преступников Лондона, как одного базарного воришку, -
– Боюсь, их возможности слишком малы.
– Не меньше, чем у любого доведённого до отчаяния.
– ...... Почему вы меня не бросите?
– Я бы бросил. Это вон они вас потащили, - профессор небрежным взмахом указал на верхние полки, занятые верными спутниками.
– ... Двоюродные или троюродные?
– В этом я тоже не разбираюсь, - легкомысленно ответил Мориарти, а Дэниел Дарвел лениво вытянул из-под головы руку и свесил её, спрятав на ладони большой палец и мизинец.
– Я благодарен вам, джентльмены, за заботу обо мне, - обратился Холмс к двум скитальцам, - Но если вы не возражаете против ещё одного великодушного поступка, то разыщите, пожалуйста, - кто-нибудь - доктора Джона Ватсона и позаботьтесь о его безопасности!
– Я пас: в Богемии большой заказ, - отозвался Тайфер.
– Я бы сошёл на ближайшей остановке, если ты не против, Джей, - проговорил Дарвел, - Только я не знаю, как выглядит ваш доктор и где он может находиться.
Холмс было приступил к подробнейшему описанию внешности своего единственного друга - он и из гардероба моего не забыл бы ни шнурка, но Мориарти отрезал:
– Я против. Шестьдесят процентов вероятности, что Ватсон уже в Англии: я не настолько умён, чтоб игнорировать интуицию...
– Тогда и нам тоже нужно туда! Во всяком случае - мне.
– Вам, Холмс, лучше всего в какой-нибудь госпиталь на недельку-другую.
– Не так уже плохо я себя чувствую.
– Тогда, может, сыграем?
Холмс взглянул на клетчатую доску и помрачнел: фигуры располагались вопреки всем правилам: чёрные пешка и король поменялись местами, вместо чёрной ладьи, которая затесалась между белым офицером и белым ферзём, стоял белый конь; чёрный офицер ждал чего-то на F-4.
– Если вы такой же шахматист, как математик, то могли бы просто сказать: я уже начал верить вам на слово.
– Белые ваши. Начинайте.
– Но вы уже сами себе поставили шах - моим конём.
– Ход в любом случае ваш.
– А что, если я сейчас возьму вашего короля?
– Видно, такова его судьба.
– Без короля нельзя продолжить партию!
– на грани истерики запротестовал Холмс.
– Я попробую.
– Вы что - идиот!?
– Хмм! Такие страсти - из-за каких-то болвашек! Ах, конечно! Порядок... Мне рассказывали, что в вашем кабинете стоит такой шкаф с двадцатью шестью выдвижными ящиками, каждый из которой назван той или иной буквой; семь рядов, в каждом - четыре ящика, кроме верхнего, в котором - два. Первый назван "А", второй - "В", третий - "С", четвёртый - "D", пятый вдруг - "Е", потом почему-то "F"...
– Это алфавит! Неужели не знаете!?
– Как же, слышал. Но почему я или вы должны ему подчиняться? В нем есть какая-то логика? Первая "А" - она распространённей других букв?
– Нет...
– Буква означает фонему; фонема обладает рядом физических характеристик. Это отражено в вашем алфавите?
– Моём?...
– Вот индийские филологи перечисляют гласные отдельно от согласных - мне это импонирует. А в древнегерманском своде рун первой какбыбуквой шла "F", за ней - "U", дальше - "Т", и уж только потом - "А". Так с какого перепугу я, гордый потомок саксов и норманнов, стану подчиняться грамотейской причуде финикийцев, которых и след-то простыл!? Чёрта с десять! Плюю я на ваш алфавит, на ваши шахматы и на весь остальной конформизм!
Холмс подавил в себе нежданный нахлыв симпатии и произнёс с прищуром:
– Профессор, вы себя разоблачаете: у вас всё же есть научная страсть - пусть не к математике, но к лингвосемиотике. Пляшущие человечки, сабельная М - ваши творения, а на моего брата вы нагло клевещете!
– Отвяжитесь вы от меня с этими человечками! ... Всякий, кто знает обо мне хоть что-нибудь, в курсе, что - да, я помешан на буквах. И только особо углублённые в тему понимают, что мне, деграданту гениальной ветви, никогда не хватило бы запала на создание особого алфавита, даже под такой примитив, как латиница! Вы видели мой почерк? Вот, полюбуйтесь ещё!: вы давно уже заритесь на мой дневник.
Над шахматной доской из дрожащей от гнева руки Мориарти пролетела книжечка в обложке из зелёного сафьяна; индийская работа - оценил переплёт Холмс раньше, чем блокнот упал в его пригоршни, причиняя вполне предсказуемую боль. Когда непроизвольные слёзы высохли, вдоль раскрытых страниц (бумага французского производства), покоробленных рейхенбахским водоворотом, вытянулись почти не расплывшиеся (хороший графитовый стержень, опять-таки индийский) вертикальные линии, от которых в разные стороны перпендикулярно отходили чёрточки равной длины, то одиночные, то составляющие группы: от двух до восемнадцати - вправо и до пяти - влево; одна перечёркивала вертикаль.