Слова потерянные и найденные
Шрифт:
Видите, какая большая работа нам понадобилась для того, чтобы узнать, что, будучи в Италии, Борис Куракин влюбился в прекрасную итальянку Франческу Рота и взял на память ее портрет.
А вот как начинает князь сочинение «Гистория о царе Петре Алексеевиче»:
«В помощи Вышнего и в надеянии его святой милости продолжение веку моего и во исцеление от моей болезни, начинаю сей увраж давно от меня намеренный в пользу моего Отечества, Всероссийской империи и в угодность публичную, прося Вышнего, дабы благословил меня по моему желанию, ко окончанию привести» 4 .
4
Петр
Мы готовы смириться с тем, что слово «история» Куракин пишет как «гистория», пытаясь передать ее написание по-латыни (historia), что вместо «в надежде на милость» (винительный падеж) он пишет «в надеянии милости» (родительный падеж), что он создает невиданное нами причастие – «давно от меня намеренный», которое не сразу и сообразишь, как перевести на современный русский язык. Но что еще за «увраж», который он начинает? А это снова проявилась любовь Куракина к иностранным словечкам! По-французски ouvrage означает «сочинение», «труд».
Правда, далеко не все русские люди в начале XVIII века уезжали за границу и не во всех головах варилась такая «языковая каша», как у Куракина. Сам Петр I строго выговаривал тем мастерам, которые начинали вставлять в свои донесения слишком много иностранных терминов. Одному из них он писал: «В реляциях твоих употребляешь ты зело много польские и другие иностранные слова и термины, за которыми самого дела выразуметь невозможно; того ради впредь тебе реляции свои к нам писать все российским языком, не употребляя иностранных слов и терминов». Однако, браня мастера, Петр, сам не заметив того, написал слово «реляция», пришедшее из латинского языка (relatio, от глагола referre – передавать), вместо исконно-русского слова «донесение».
Но, говоря по чести, прекратить заимствовать иностранные слова было не так просто, а порой и невозможно. По Петербургу в начале XVIII века ходил анекдот о переводчике, которому поручили перевести французскую книгу по садоводству. Бедняга промучился некоторое время и в конце концов покончил жизнь самоубийством, отчаявшись передать французские понятия по-русски.
Возможно степень «засорения» языка иностранными словами прежде всего зависела от обстоятельств жизни того или иного деятеля Петровской эпохи, от его биографии и склада характера. И даже не возможно, а вполне вероятно. Нам уже известно, что на князя Куракина огромное впечатление произвели его заграничные поездки и он до конца жизни не мог избавиться от полюбившихся иностранных словечек.
Но вот для сравнения отрывок из произведения другого биографа Петра Андрея Нартова. Речь идет о визите Петра в Англию:
«Апреля 12-го скрытно был государь в парламенте. Там видел он короля на троне и всех вельмож королевства, сидевших купно на скамьях. Прослушав некоторых судей произносимые речи, которых содержание государю переводили, его величество к бывшим с ним россиянам сказал: “Весело слышать то, когда сыны отечества королю говорят явно правду, сему-то у англичан учиться должно”» 5 .
5
Там же.
Немного непривычной покажется манера датировки письма – сначала указан месяц, затем день. Возможно, странно прозвучат слова «купно» и «сему-то» (этому-то), но в целом нам не придется звать переводчика и лезть в словарь, чтобы понять эту историю. На сей раз автор, Андрей Нартов, носил звание «царева токаря», работал с Петром в Летнем дворце и был в курсе подробностей повседневной жизни государя, слушал его рассказы и рассказы его ближайших друзей. Нартов не был дворянином,
Несомненно, что в XVIII веке в русский язык хлынул поток иностранных терминов, также как хлынул поток иностранных специалистов в Россию. Повседневная жизнь высшего света зримо «онемечилась»: костюмы стали европейскими, на открытых собраниях для лиц обоего пола – ассамблеях – танцевали европейские танцы, лакомились европейскими деликатесами и винами и курили европейские трубки. Но русский язык не погиб, не задохнулся под натиском немецких, голландских, французских, итальянских и английских слов. Он видоизменил и принял те из них, которые ему понравились, а другие – перевел. Так, старинное название местопребывания царя и царского двора, митрополита, архиерея или знатного боярина – «палаты» (от латинского palatium) постепенно было вытеснено исконно русским словом «дворец» (от «княжий двор»).
Язык любого человека зависит от времени, когда он жил, среды, где он родился, рос и учился. В современном мире на человека влияет не только язык его окружения, но и «официальный» язык, прежде всего телевидения, затем радио, газет, журналов и т. д., это приводит к некой унификации, формированию «литературной нормы» и пониманию, какие слова и выражения в каких ситуациях уместны. В XVIII веке такое «единое языковое поле» лишь начинало складываться и допускало довольно значительные отклонения.
Сознательно созданием нового русского литературного языка занялся Михаил Васильевич Ломоносов, выпустивший книги «Риторика» (1748) и «Российская грамматика» (1757). Сам Ломоносов изучал риторику на философском факультете Марбургского университета, потом читал лекции о «стихотворстве и штиле российского языка», будучи адъюнктом Санкт-Петербургской Академии наук и художеств.
В 1743 году, в разгар борьбы Ломоносова с иностранными профессорами Академии, ученый попал в тюрьму за нападки на коллег. Академики жаловались, что Михаил Васильевич «поносил всех прочих профессоров многими бранными и ругательными словами» и грозился своим оппонентам «поправить зубы».
Заключение длилось полгода. В это время Ломоносов и написал «Риторику», а после его освобождения книга была издана тиражом 527 экземпляров, которые разослали по книжным лавкам столицы.
Сам автор так объяснял цель своего труда: «Язык, которым Российская держава великой части света повелевает, по её могуществу имеет природное изобилие, красоту и силу, чем ни единому европейскому языку не уступает. И для того нет сумнения, чтобы российское слово не могло приведено быть в такое совершенство, каковому в других удивляемся. Сим обнадёжен, предпринял я сочинение сего руководства, но больше в таком намерении, чтобы другие, увидев возможность, по сей малой стезе в украшении российского слова дерзновенно простирались» 6 .
6
М. В. Ломоносов. Краткое руководство к риторике на пользу любителей сладкоречия. М. В. Ломоносов. Полное собрание сочинений. Том седьмой. Труды по филологии (1739–1758 гг.). М., Л., Издательство Академии наук СССР, 1952.