Слова сияния
Шрифт:
— Разве ты не должен охранять короля? — спросил Каладин.
— Я то на дежурстве, то нет, — нетерпеливо ответил Моаш. — Они разместили нас пятерых в непосредственной близости от его покоев. Прямо во дворце! Каладин, это замечательно.
— Когда? — тихо спросил капитан мостовиков.
— Мы не хотим испортить Далинару его экспедицию, — пояснил Моаш, — так что собираемся дождаться, пока он не удалится на некоторое расстояние, возможно, пока не встретится с врагом. Таким образом, он окажется связан боевыми действиями и не станет поворачивать обратно, когда до него
Каладин кивнул, почувствовав слабость.
— Мы все распланировали, — продолжил Моаш. — Поднимем тревогу во дворце: якобы замечен Убийца в Белом. Затем будем действовать так же, как сделали в прошлый раз — отошлем всех слуг укрыться в их комнатах. Поблизости не окажется никого, кто бы увидел, чем мы занимаемся, никому не причинят вреда, и все будут полагать, что за случившимся стоит шинский убийца. О лучшей возможности нельзя и мечтать! И тебе ничего не придется делать, Кэл. Грейвс говорит, что нам вообще не понадобится твоя помощь.
— Тогда зачем ты здесь? — спросил Каладин.
— Просто хотел тебя проведать. — Моаш подошел ближе. — То, что сказал Лоупен, правда? Насчет твоих... способностей?
Штормов хердазианин! Лоупен остался в лагере вместе с Даббидом и Хоббером, чтобы позаботиться о бараке и присмотреть за Каладином. По всей видимости, они рассказали Моашу.
— Правда, — ответил Каладин.
— Как это произошло?
— Точно не знаю, — соврал он. — Я обидел Сил, так что не видел ее уже несколько дней. Без нее я не могу втягивать штормсвет.
— Мы это как-нибудь исправим, — подбодрил его Моаш. — Или раздобудем тебе собственные Доспехи и Клинок.
Каладин взглянул на друга.
— Думаю, она покинула меня из-за заговора убить короля, Моаш. Похоже, Сияющие не могут быть вовлечены ни во что подобное.
— Разве Сияющих не должно волновать то, что совершается во благо? Даже если выбор непрост?
— Иногда жизнями нужно жертвовать ради высшей добродетели, — сказал Каладин.
— Да, вот именно!
— Эта фраза прозвучала из уст Амарама в отношении моих друзей, которых он убил, чтобы скрыть свои тайны.
— Ну, тут, очевидно, другое. Он светлоглазый.
Каладин посмотрел на Моаша, глаза которого изменились и стали такого же светлого оттенка, как у любого светлорда. В общем-то, глаза Амарама были того же цвета.
— Как и ты теперь.
— Кэл, — проговорил Моаш, — ты меня тревожишь. Не говори так.
Каладин отвел взгляд.
— Король велел передать тебе послание. Вот почему я здесь. Он хочет, чтобы ты пришел с ним поговорить.
— Что? Зачем?
— Не знаю. Сейчас, в отсутствие Далинара, он сильно налегает на вино. К тому же не легкое оранжевое. Я скажу ему, что у тебя слишком тяжелые раны, чтобы передвигаться.
Каладин согласно кивнул.
— Кэл, — сказал Моаш, — мы ведь можем тебе доверять, правда? Ты ведь не передумал?
— Ты сам сказал, что мне ничего не придется делать, — ответил Каладин. — Я просто должен держаться в сторонке.
«Так или иначе, как бы
Все закрутилось слишком серьезно и зашло слишком далеко, чтобы он мог это остановить.
— Замечательно, — сказал Моаш, направившись к двери. — Поправляйся, ладно?
Он вышел, снова оставив Каладина во тьме.
ГЛАВА 78. Противоречивость
АноведьихоставилиЭтоявственноследуетизприродысвязиНогдегдегдегдеБросилиОчевидноКаксветзимнегосолнцаОниушиноварцевНужнонайтиодногоизнихСможемлимыиспользоватьНезнающегоправдуСможемливыковатьоружие
В темноте фиолетовые сферы Шаллан оживили дождь. Без сфер она не видела капли, только слышала, как они разбиваются о камни и ткань тента. В свете сфер каждая падающая частичка воды вспыхивала ярко, как спрен звезд.
Девушка сидела с краю тента, ей нравилось наблюдать за дождем в перерывах между рисованием, в то время как другие ученые расположились ближе к центру. Так же поступил Ватах с парой солдат, которые наблюдали за ней, как небоугри за единственным детенышем в выводке. Шаллан забавляло, что ее люди стали такими заботливыми; казалось, что они невероятно горды быть ее солдатами. Честно говоря, она ожидала, что, получив помилование, они сбегут.
Прошло четыре дня Плача, а Шаллан все еще наслаждалась погодой. Почему тихие звуки моросящего дождя так подстегивали воображение? Спрены творчества медленно исчезали вокруг нее, и большинство из них принимали очертания различных предметов в лагере. Вкладываемые и вынимаемые из ножен мечи, крошечные палатки, которые срывает и уносит невидимый ветер.
Ее рисунок изображал Джасну такой, какой она была в ту ночь, всего лишь чуть больше месяца назад, когда Шаллан видела ее в последний раз. Склонившаяся над письменным столом в полутемной каюте корабля, откидывающая назад волосы, освобожденные от привычных узлов и кос. Измученная, подавленная, напуганная.
Изображение не воспроизводило ни одно достоверное воспоминание Шаллан, как это обычно бывало. Она воссоздала то, что запомнила. Интерпретация не была точной. Шаллан гордилась рисунком, потому что в нем ей удалось передать противоречивость Джасны.
Противоречивость. То, что делало людей настоящими. Джасна измучена, но все еще сильна — даже сильнее от того, что обнаружила свою уязвимость. Джасна напугана, но в то же время и смела настолько, насколько можно совместить эти две вещи. Джасна подавлена, но она по-прежнему могущественна.
В последнее время Шаллан пыталась создавать больше рисунков, рожденных воображением. Ее иллюзии будут неполноценными, если она сможет воспроизводить только переживания из собственного опыта. Требовалось обрести способность творить, а не только копировать.