Словарь далей

Белозёров Сергей Алексеевич

Недоговоренное с Пушкиным

1. Январь, 1837. День дуэли Данзаса ждать. Письмо писать о переводах детской книжки. И — ни словечка не сказать Наташке, Сашке, Машке, Гришке! И — не взглянуть. И — не шагнуть туда, к разбросанным пеленкам, и к чепчикам, и к распашонкам, и

к долгополым рубашонкам, спросонок сбившимся на грудь! Уже их участь решена. И в детской — белыми крылами — неведенье дневного сна укрыло их. И тьма — кругами. В ней — ненависти едкий дым, и честь, и разговоры в свете, и невозможность быть слепым… Но дети, Пушкин? Как же дети? 2. Михайловское. Пущин. Черт возьми, по селу — бубенцы! Раскатились по снегу в концы, в закоулки и выселки даже, ссылка равновелика удаче, если — Пущин! Да с парой вина! Да беседа с темна до темна, допьяна — не с вина, с разговора! Скоро, Пушкин, мучительно скоро собеседники и собутыльники выйдут в висельники и кандальники, но — зато балерины субтильненькие, но — зато похожденья скандальненькие. Скоро, Пушкин, ты скажешь, что казни — к вящей славе. И что без боязни ты глядишь в девятнадцатый век. Но сегодня, в свободу отпущен, все же из-под опущенных век ты взгляни через стол. Это — Пущин. 3. Тригорское. Анна Керн. Какое нужно вдохновенье, веселое осатаненье, когда ей безмятежно спится, писать про чудное мгновенье! /А следующая страница — «Ох, вавилонская блудница!»/ Нет, Пушкин. Все же эта спица — о двух концах. Быть может, ты и чувств, и тела наготы стыдился мало. Я б не мог шагнуть за нравственный порог, увидеть вянущий венок, читая Пушкина, она и молчалива, и бледна, погружена в девичьи грезы, одной рукой стирая слезы, другою шарит между ног… О, Пушкин, Пушкин! Как ты смог? 4. 1999. Юбилей Даже

памятник — как и должны — укоряют пушкиноведы за нечищеные штиблеты и неглаженые штаны. Ими Пушкин не отутюжен до конца, потому и нужен в собеседники. Слава Творцу, речку Черную и Тверцу, смерть с любовью соединившему, это дело знакомо Всевышнему. На всея Руси, на Руси всея не ему одному была чаша сия. Так наполним бокалы бордо и содвинем бокалы разом! Пушкин с нами — и с нами добро, Пушкин с нами — и с нами разум. До чего же все-таки жаль его, непутевого и печального…

Словарь далей

Трогай! Зима, Перевоз, Кимильтей, Харик, Тулун, Кундулун и Азей, Тулюшка, Шуба, Курят, Мингатуй, Нюра, Тайшет, Камышет и Хингуй, Худоеланская, Котик, Уда, Ук, Нижнеудинск, Утай, Шеберта… Я не доеду к тебе никогда! Станции стали, коптя и трубя. Это — на первых трехстах километрах От погребения в рудах и недрах Четверо суток еще до тебя. Ты, разбираясь с последним письмом, Далей словарь почитай перед сном. Может, поймешь… Непонятно? Беда ли… Тьма и метель. И словарь моих далей жестью названий гремит за окном.

Симеон Полоцкий

Склоняю выю, егда вспомню тыю силлабику: мужичка! словами мужицкими славу тебе реку! Егда поменялась земля, и люди в ней тоже, негоже их ладить в грецкия ды римския одежи, а надо езыком российским правду про жизнь казати, коряво ды право чрез болото гатить гати. И плачу я, ибо знаю, что Богом речется: хто перьвым идет по болоту, тот с берега камнями побьется. Тыя, хто полетят за тобой меж твердью и небесами, начнут хаять тебя, силлабика, смеяться над твоими словесами. А ты иди, сестрица моя силлабика, иди прямо, не поверьху и не посуху — через бугры ды ямы. А хто камень бросит — прости: мало винны дети, что забыли, як ты перед ними в грязи стелилась, дабы ноженьки не замочили…