Словен. Первый князь Новгородский

Седугин Василий Иванович

— Делился своими заботами.

— Вот именно, заботами своего племени. Но ни один не обмолвился об общегосударственных, о стоящих перед Руссинией сложностях…

— Об этом должен обеспокоиться великий князь.

— А мы? Нам что, наплевать на свою страну?

— Я что-то не пойму тебя. Разве мы, племена, составляющие Руссинию, не являемся страной? Мы что, иностранцы? И не имеем права поговорить о том, что нас тревожит? Вот Довбуш предоставил нам такую возможность…

— Так-то оно так, но…

— Что — но?

— Да

не знаю, как это сказать, но что-то мне не дает покоя…

— Ничего. Поохотимся, поживем вольной жизнью, все встанет на свои места.

— Но это еще не все. Довбуш собирается возродить вечевое правление. Он сам мне сказал, что будет часто созывать вече, где народ станет говорить о наболевшем, а он, великий князь, будет прислушиваться к гласу народа и по мере возможности исполнять их пожелания.

— Замечательно! Возродится наше древнее народовластие. Думаю, это пойдет только на пользу государству.

— Но великие князья, начиная с Русса, стремились ограничить влияние вече и усиливали центральную власть…

— Русс — это Русс, он жил давно, с тех пор прошло более трех столетий. Многое изменилось!

— Но и Велемудр не жаловал народную вольницу. Я думаю, что опасно распускать вожжи, следует держать подданных в крепкой узде. Посмотри на соседнее Франкское государство. Совсем недавно перед его правителями трепетали соседние народы. А теперь что? Центральная власть ослабла, страна раздробилась, и с ней никто не считается, не принимает в расчет. Не ждет ли такая судьба Руссинию?

— Ну, это ты загнул! Да разве можно равнять нашу страну с каким-то германским образованием? Мы — это сила, а там…

И Бранибор презрительно махнул рукой.

Они разъехались.

Словен поскакал вперед, подгоняемый тревожным чувством. Ему хотелось с кем-нибудь поговорить. Может, с Брячиславом или Довбушем, однако они не встречались. Зато он догнал возок, на котором сидела Бажена. Его поразило ее лицо. Обычно веселое и жизнерадостное, на этот раз оно было грустным и печальным. Она взглянула на него и тотчас отвернулась, и это неприятно кольнуло Словена. «Сердится за ту выходку, — подумал он. — Я и сам на себя сержусь!»

Охотничий обоз остановился на широкой поляне. Слуги тотчас стали устанавливать палатки, разжигать костры, а охотники отправились в лес. Вскоре округа огласилась криками, стрекотом трещоток, трубными звуками рогов и боем барабанов. Это слуги погнали зверье на затаившихся в засадах охотников.

Словен выбрал место за сваленным деревом. Его защищал толстый ствол и густо разросшийся кустарник. Когда шум стал приближаться, он вынул стрелу и положил ее на лук, внимательно оглядывая пространство перед собой.

Вот между деревьями мелькнула тень. Это был волк. Он мчался прямо на него, сильные лапы вылетали из-под груди, треугольные уши прижаты к квадратной голове. Тело было пружинисто, наполнено силой и гибкостью.

Волк

быстро приближался. Уже видны были длинный красный язык и белые клыки. Словен выстрелил. Больной, захлебывающийся вой понесся по лесу, зверь кубарем покатился по земле, судорожно дергая бьющими по воздуху лапами. Через некоторое время он затих.

Словен встал и подошел к нему. Это был породистый зверь, может быть, даже вожак стаи. Стрела угодила ему в горло, и он захлебнулся кровью. Еще судорога пробегала по его телу, изредка дергалась то одна, то другая нога, но глаза уже покрыла смертная пелена.

Вот только что он был хозяином леса и не было существа, которое могло с ним соперничать, но теперь лежит он у ног, поверженный и бездыханный. Не так ли все в жизни: живешь и не знаешь, что ждет тебя впереди — то ли слава, то ли погибель…

Словеном вдруг овладела страшная усталость. Охота на волка не прибавила настроения, ему не хотелось ни заниматься поисками новой добычи, ни участвовать в облаве, ни бродить по лесу. Он вернулся на стоянку, скинул с себя снаряжение и забрался в палатку. Там стараниями денщика была разостлана постель. Он ткнулся лицом в подушку и мгновенно уснул.

Пробудился только в начале ночи. Вылез из палатки. На поляне горело несколько костров, вокруг них располагались люди, их темные фигурки двигались, качались, ходили вокруг огня, взмывавшего ввысь; широко распростерлось темное небо с яркими звездами, а со всех сторон обступал сумрачный, загадочный лес. Сказочная картина, и Словену на какое-то мгновение показалось, что вот сейчас выйдет из чащи волосатый леший огромного роста и присядет рядом с охотниками, чтобы послушать их забавные рассказы…

Он улыбнулся своим грезам, присел возле палатки. Не хотелось идти в эти шумные сборища, ему нравилось пребывать в полусне-полуяви, среди этой дивной и колдовской, чародейской чащи. Он растянулся на травке. В душе его воцарились спокойствие и умиротворенность.

Вдруг рядом с ним шевельнулась какая-то тень. Словен вгляделся: Бажена! Он приподнялся, молча глядел на нее, не зная, к нему она явилась или просто прохаживается по становищу.

— Князь, я тебя побеспокоила? — спросила Бажена. Голос ее был тихий и грустный, и Словен невольно проникся к ней участием:

— Нет, Бажена. Я просто отдыхаю.

Она стояла, не шевелясь, и молчала. Молчание затягивалось.

Словен поднялся на ноги, спросил:

— Ты ко мне, Бажена? Что-то случилось?

Он увидел, как из темных провалов глазниц, отражая пламя костров, смотрят на него глаза девушки, смотрят испытующе и недоверчиво.

— Скажи, князь, — наконец произнесла она все тем же слабым голосом, — ты тогда, на состязании, подарок мне вручил по привычке дарить женщинам или из любопытства?

Словену не хотелось обижать ее, такую слабую, робкую, беззащитную, и он ответил: