Слово для дракона

Олейников Алексей Александрович

– В своем - монах пристально посмотрел на хозяина.
– Я ведь говорю с тобой, Белый Яр.

Белояр поперхнулся зарождающимся смехом, улыбка медленно сползла с его лица, уступая место хищному оскалу.

– Вот оно что - зловеще протянул он, весь подобравшись.
– И давно

тебе, отче, все ведомо?

– Да с самого начала - ответил Георгий, с любопытством глядя на Белояра. Тот напоминал монаху изготовившуюся к броску кобру.
– Неужто ты думаешь, что я бы тебя не узнал? Эти мороки для купцов да воев хороши. А я, как-никак, монах...

– Никак!
– рявкнул Белояр, вырастая до потолка и полыхая синими глазами.

– Шас от тебя, служитель Господа, ничего не останется. Ни рясы, ни молитвенника! Готовься, молись, пока можешь!

– Ты ведь не сделаешь этого - улыбнулся монах.

– Это еще почему?
– озадачился Белый Яр, складывая распахнутые было крылья.

– Сожру как поросенка. Делов то на полкуны.

– А ты не людоед - продолжая улыбаться, пояснил Георгий - Грабить грабил, убивал, было дело. Но чтоб есть кого-нибудь? Не было такого.

– Хитрый?
– с непонятным выражением протянул Белый Яр.
– Умный? Думаешь, все разузнал про меня? А я тебя, святой отец не буду есть. Противно мне жрать раба Божьего. Я тебя щас просто прибью да туточки под дубом закопаю. Могу и крест на могилку поставить, ежели желаешь.

– Я ел твою пищу, был под твоим кровом.

Я - гость, Змей.

– Гость?
– хмыкнул Белояр.
– Мы, твари бесовские, законов не блюдем и гостей не уважаем. Все, хватит языком пол мести, молись.

–

Ах так!
– неожиданно взъярился монах.

– Вот, значит, ты как, гад летучий?!

И он рванул ворот рубахи, обнажив худую жилистую шею.

– Бей, кровопийца!

Гибкий хвост стальной плетью вспорол застонавший воздух и, ударив по дубовой скамье, разнес ее в щепки.

Змей с ревом взметнулся вверх, пробил головой потолок, тут же расползшийся клочьями болотного тумана, и, распахнув крылья, прошипел:

– Да я тебя сейчас в клочья, отродье христианское!

Георгий на мгновение заглянул в нависшие над ним щели зрачков, узкие, словно лезвия стилетов, вокруг который бушевало неистовое синее пламя и устало прикрыл глаза.

Ему было стыдно признаться самому себе, но он боялся.

" Прости мне, Господи, гордыню мою " - прошептал Георгий, не подымая век.

"Возомнил я себя святым и безгрешным.

Думал, что один управлюсь со Змеем злокозненным. Да не мечом, а молитвою, лишь словом святым и добрым. Не сумел. Что ж..

Прости мне грехи мои, Господи, но суди по мере проступков моих. Прости меня, Отец наш небесный, сущий на небесах..."

Монах торопливо шептал пересохшими губами молитву, словно оплетая этой невидимой сетью слов неподвижного, как изваяние, вибрирующего от ярости Змея. Шептал, захлебываясь и запинаясь, подстегиваемый страшным, завораживающим ужасом последнего удара, который Белый Яр должен был нанести уже давно, но почему-то до сих пор не ударил и, поэтому, все еще может быть...

Santa 1998