Слово джентльмена Дудкина(Фельетоны, юморески, рассказы)
Шрифт:
Вот в этой палате я и спасался от унылой обстановки приемного покоя и меланхолии коридоров, как вдруг…
Вдруг в считанные секунды больных будто подменили. Гастритики и язвенники заулыбались, как модницы перед зеркалом. У гипертоников прекратились головные боли. И даже обладатели каменной болезни оживились. Мощная колонна улыбчивых людей двинулась по коридору к повеселевшему холлу, в центре которого сиял… букет роскошных цветов.
Великолепные розы были принесены одному из больных. Не иначе как через высокое знакомство с оранжерейными работниками. Доставлены на машине сквозь
А сестры, сестры, на столе которых горделиво водрузились розы, стали еще очаровательнее. Веру мы стали величать не иначе как сестричка-зарничка. Марию Никифоровну — Аврора, а Надю — Северное сияние. Все расцвело!
От букета отделили малую толику в кабинет врача. Другой цветок стал достоянием шахматного победителя как переходящий приз. И — сразу повысился уровень мастерства местных Алехиных.
А люди все шли и шли к букету и беспрестанно ахали. Можно сказать, наступило всеобщее благоденствие и ликование.
И уже половина обитателей палат твердо решила вскоре покинуть лечебницу. Еще один — два букета, и врачи остались бы без работы.
Этого, увы, не случилось. Цветов больше не было. Напрасно мы выпрашивали их по телефону у знакомых и родственников, звонили в оранжерею и горкомхоз.
— Вы что, спятили: цветы зимой? — удивлялись одни по ту сторону больничной стены.
— Вы где: в Йошкар-Оле или в Ленинграде? — недоумевали другие.
И потускнели палаты, даже наша неунывающая, помрачнели холл и коридоры. И уже заметнее обозначилась трещина на потолке, сданном строителями вместе со всем зданием «на отлично». Стали спотыкаться больные на небрежно настланном линолеуме. Посуровели медсестры, теперь угрожавшие шприцами, словно копьем.
И подумалось: не надо было цветов, если они так редки. Если их можно достать раз в год, да и то по знакомству.
А может, все-таки нужны цветы?
Мы научились выращивать картошку. Огурцы на гидропонике. Зеленый лук у нас всю зиму. Но ведь не луком единым жив человек. Особенно ежели он влюбленный и торжественно шествует в загс. Или, на худой конец, оказался больным, как в упомянутом прискорбном случае.
В одном учреждении
Славная должность у Петра Матвеевича Огаркова. У других что за работа — дыхнуть некогда, а у него без спешки, спокойненько.
Петр Матвеевич обычно идет на службу пораньше, в начале девятого.
На улице то и дело попадаются знакомые. Со всеми Огарков учтив, со всеми, кажется, одинаков. Но это если посмотреть со стороны. А на самом деле Петр Матвеевич совсем не такой. Даже в кратком приветствии он умеет оттенить свое отношение к встречному.
— Привет! — буркнет на ходу знакомому чином пониже, хотя и старому школьному товарищу…
— Доброго здоровьица, Михаил Петрович, — раскланивается Огарков с управляющим конторой Госбанка.
Без четверти девять Огарков за рабочим столом. Достав папку, он выкладывает на стол какую-нибудь бумажку, затем открывает чернильницу, берет бездействующую авторучку и, обмокнув
— Представительнице прекрасного пола наше особое! — кланяется Огарков секретарше в надежде на то, что ему, а не другому сотруднику с утра перепадет пачка газет и журналов. Обычно начальник, появившись в десятом часу, непременно заберет самые лучшие издания и в первую очередь «Крокодил» и «Огонек».
Секретарша, расчесывая перед зеркалом свои подозрительные кудряшки, кокетливо отвечает пришельцу:
— С хорошей погодкой вас, Петр Матвеич!
Легонько ругнув нынешнюю жару, кавалер уносит добычу. У себя в отделе он жадно впивается в клетки кроссворда. Появляется секретарша, чтобы забрать почту начальнику, и погрустневший Огарков идет развеять тоску к своему приятелю, заведующему райкоммунхозом.
Накурено у того в кабинете, хоть трактор вешай. У него уже побывали техник по благоустройству Печников, прораб Дайбаев, которым он дал руководящие указания.
— Загубишь ты свою молодость, Иван Васильевич, сгоришь на работе, — сочувственно говорит Огарков, зная, что «коммунхоз» не был три года в отпуске. А про себя думает: «Не сгоришь, здоров как бык». И вслух — Неужели еще не дали путевочку?
— Нет, не дали. У нас разве работящего человека-коммунальника пожалеют…
Огарков справляется о здоровье домочадцев Ивана Васильевича и советует всей семьей совершить вылазку в лес.
— Уж какие нынче гигантские грибы произросли, просто подумать страшно: по килограмму весом. Даже музей ими заинтересовался. Раньше наш краевед за стенами отсиживался, а теперь все по природе рыскает… Подосиновик вымахал на полметра. Вот ведь чудо какое!
Поговорив о гигантомании среди грибов, друзья расходятся. Собственно, уходит один Петр Матвеевич: Ивану Васильевичу некуда уходить — он у себя в кабинете и менее подвижен, чем его приятель.
Тут прибегает подчиненный Огаркова Вася Занозкин: «хозяин» зовет Петра Матвеича.
Зная себе цену, Огарков с достоинством несет свое полнеющее тело к двери кабинета начальника. Переступив порог, он, однако, стремительно шагает к столу и довольно энергично трясет пухлую руку заведующего.
Минут через десять Петр Матвеич выходит в приемную. Лицо его сияет. А всего-навсего Огарков записал руководящие указания начальства и нес их теперь, чтобы сочинить по ним очередную исходящую.
И Петр Матвеевич смело ринулся в дебри канцеляризмов. «Во исполнение указания вышестоящего органа за № 501/285, вам, нижестоящей организации, надлежит»… Написав так, Огарков разорвал бумагу и начал снова. Он глубокомысленно убрал начало фразы и ввел деепричастный оборот из передовицы местной газеты: «Выполняя указания вышестоящего органа…» и далее как в тексте. Но и это не понравилось сочинителю, и он решил временно оторваться от бумаги.
Потом снова стал писать: «Учитывая допущенные недостатки, вам надлежит обратить особое внимание..»