Слово в современных текстах и словарях
Шрифт:
Власть – это еще и сооружение, строение: власть строят, возводят ее здание, укрепляют ее фундамент и стены, во власть входят, в ней остаются, в коридорах власти [108] идет скрытая от постороннего глаза жизнь.
Часть из только что перечисленных оборотов рождает и еще один образ: власть – своего рода вожжи, с помощью которых можно управлять экипажем. Метафоры держать власть в своих руках, выпустить власть из своих рук, власть ускользает (из чьих-либо рук), а также архаичное и поэтому высокое по стилистической окраске выражение бразды [109] правления рождают
108
Калька с английского выражения corridors of power.
109
Как свидетельствует М. Фасмер, бразды – из первоначальной формы брозда 'поводок, узда, удила' [Фасмер 1964: 216].
Власть может быть объектом стремлений и даже вожделений, она может ассоциироваться с тем, что утоляет жажду (те, кто стремится к власти, часто жаждут ее), что является предметом любви: те, кто стоит у власти, обычно любят власть – отсюда производные: властолюбие, властолюбивый, хотят властью обладать и неохотно с нею расстаются.
Все эти примеры приведены здесь для того, чтобы показать множественность образов, лежащих в основе метафорических выражений со словом власть. По-видимому, и другие абстрактные и при этом коммуникативно важные концепты обладают этим же свойством: ср., например, сочетаемость таких слов, как совесть (чистая совесть, угрызения совести, совесть замучила, это лежит на его совести, не хватает совести и под.), душа (до глубины души, вложить во что-либо душу, лезть, влезать в душу, душа радуется, душа в пятки ушла, брать за душу, душа нараспашку, отвести душу, ранить душу и др.), тоска (ср. тоска берет, замучила, заела, тоска зеленая, наводить тоску на кого-либо и под.).
Этимологические шутки на фоне сознательных нарушений языковой нормы [110]
Традиция шутливой интерпретации внутренней формы слова существует не одно столетие. На этом основаны определенные приемы языковой игры (см. об этом [Норман 1987; Гридина 1996; Санников 2002]). «Языковая игра, – пишет известный специалист в этой области В. З. Санников, – это игра с языком, которая позволяет четче определить языковую норму и отметить многие особенности русского языка, которые могли бы остаться незамеченными. Это, иными словами, лингвистический эксперимент. Парадоксальный факт – лингвистический эксперимент гораздо шире, чем лингвисты, применяют (уже многие столетия, если не тысячелетия) сами г о -ворящие, – когда они играют с формой речи» [Санников 2003: 40].
110
Вариант статьи, опубликованной в сб.: Проблемы филологии в синхронии и диахронии: Сб. ст. к юбилею проф. Л. А. Глинкиной. Челябинск, 2005. С. 275-281.
Даже в фактах народной (ложной) этимологии (поссажир – от посадить, спинжак – от спина и т. п.) далеко не всегда можно видеть результат невежества или неграмотности: в подобных якобы полуграмотных образованиях иногда сквозит усмешка, притворная простоватость. Это мастерски использовал Н. С. Лесков в своих многочисленных шутливых переделках слов, главным образом иноязычных: гувернянька (вместо гувернантка, в соединении со словом нянька), гульвар (объединение слов бульвар и гулять), мелкоскоп (из микроскоп и мелкий) и др. Словесные шутки, в том числе шутливые этимологии, можно найти в творчестве таких поэтов и прозаиков прошлого, как Д. Минаев, Саша Черный, А. П. Чехов, А. Аверченко, Н. Тэффи, В. Маяковский, И. Ильф и Евг. Петров, Е. Шварц и другие; замечательные примеры обырывания внутренней формы слова находим в творчестве известного переводчика Бориса Заходера, шутках наших современников М. Задорнова, А. Кнышева, М. Жванецкого (см. об этом [Санников 2003]).
К языковой шутке склонны не только те, кто имеет отношение к слову профессионально: писатели, поэты, лингвисты, журналисты, – но и обычные носители языка, если им свойственно чувство юмора и постоянное внимание к тому, как мы говорим. В таких шутках не последнюю роль играет ироническая, нередко ерническая
Настоящая заметка отражает собственный опыт работы автора над русским толково-этимологическим словарем. В качестве приложения к заметке приводится фрагмент этого словаря.
Следует сказать несколько слов о специфике этого словаря, о его словнике и о форме описания в нем избранных для обырывания лексем.
Словарная статья толково-этимологического словаря (сокращенно ТЭС) имеет следующие части: вход – в виде слова в его исходной форме, толкование и стилистические пометы.
Некоторые словарные статьи имеют еще отсылочную часть – ссылки на те или иные слова, помещенные в этом же словаре и в чем-либо сходные с данным. Например, слово макрокосм толкуется как 'хиппи', и при нем дается отсылка к слову микрокосм, которое толкуется как 'новобранец'.
К отбору слов для ТЭСа и к их толкованию предъявляются определенные требования.
В качестве толкуемых единиц выбираются такие слова, которые обладают определенным потенциалом с точки зрения обырывания их внутренней формы или этимологии. Как правило, это слова не односложные, содержащие такие элементы, которые реально или потенциально могут интерпретироваться как корневые или аффиксальные морфемы. Например: автомат, ватер-пас, глян-ец, гор-дыня, коро-мысл-о, локомотив, недо-бор, не-он, о-сан-к-а, ретроград и т. п. (дефис поставлен между такими частями слов, каждая из которых может получать шутливую этимологическую интерпретацию, – см. Приложение ниже).
В общем случае толкование не должно содержать слов или морфем, присутствующих в толкуемой части (однако бывают и исключения: ср., например, приведенное в Приложении толкование слова гордыня). При этом чем дальше игровой смысл слова от его реального значения, зафиксированного в обычных толковых словарях, чем менее «ожидаем» такой смысл для носителей языка, тем выше ценность данной лексикографической единицы. Ср. с этой точки зрения явно разную ценность таких интерпретаций: мазанка – 'женщина-маляр', попадья – 'женщина-снайпер',рыло 'лопата', мурло 'ласковая кошка'.
Стилистическая помета также имеет целью языковую игру и в большинстве случаев «поддерживает» ложную этимологизацию.
Например, если мы толкуем слово ватерпас как передачу мяча в водном поло, то естественно сопроводить такое толкование пометой «спорт.» (в обычном толковом словаре это технический термин). Если слово квакер толкуется как 'самец лягушки', то вполне уместна помета «зоол.» Слово лапник, толкуемое как 'женолюб' и тем самым возводимое к грубо-просторечному глаголу лапать (= 'хватать руками'), естественным образом получает помету «груб.», а в слове померанец, толкуемом как 'покойник', суффикс – ец ложно интерпретируется как ласкательный, что дает основание снабдить это слово пометой «ласк.» Ср. также жрец, этимологизируемое с помощью глагола жрать (отсюда помета «груб.» при этом слове), мимист, ложно связываемое по смыслу с наречием мимо (бить мимо ворот) и поэтому получаемое помету «спорт. арго»; мираж, толкуемое путем связи первой части со смыслом корня мир-, а второй – с суффиксом – аж, который часто используется для образования профессиональных арготизмов типа оживляж, реагаж и под. (отсюда помета, якобы указывающая на определенную профессиональную сферу, в которой употребляется это слово, – «дипл.»»), и т. п.
Естественно, далеко не всякое слово может быть обырано в ложно-этимологическом духе. Однако наблюдения показывают, что те слова, которые с первого взгляда не содержат в себе никакого потенциала для языковой игры, в действительности могут быть обыраны тем или иным способом. Ср. с этой точки зрения, например, слова с первой частью недо-: недобор, недоносок, недород, существительные с первой частью полу-: полузащитник, полушарие или с суффиксом -ец: выходец, холодец и нек. др.