Слово
Шрифт:
Несколько дней спустя обе картины были готовы и вышли недурны. Он от души радовался тому, что несмотря на долгий перерыв ему удалось написать нечто порядочное. Флоретта была в восхищении от работы сына и в особенности от написанной им Богородицы. Она тотчас же узнала себя и была очень тронута его идеей. Она сказала, что действительно выглядела именно так, когда была несколько помоложе; ее удивляло более всего то, как верно он передал тогдашний цвет ее волос. Смущало ее только, не грешно ли, что он придал Богоматери ее лицо: ведь она великая грешница, и ничего более!
Вскоре
Однажды Ульрих объявил матери, что должен будет покинуть ее на несколько дней. Уже несколько раз ему приходилось разгонять вольные отряды крестьян и горожан, вооружившихся против бунтовщиков. Теперь полковник Ромеро призывал его на помощь против значительного отряда, собранного бароном фон Флойоном между Лувеном и Тирлемоном. Отряд этот состоял преимущественно из студентов и другой фламандской молодежи, желавшей освободить свое отечество от неистовств испанско-немецкой вольницы.
Ульрих радостно простился с матерью, потому что был уверен в победе и в скором возвращении, но она заливалась слезами. Часть своего войска Ульрих оставил в городе под начальством Зорильо, а сам с отборными полками выступил в поход.
XXVIII
Значительная, но собранная наскоро армия патриотов была только что уничтожена при Тиснаке менее многочисленным, но искушенном в военном деле испанским отрядом. Ульрих, со своей стороны, немало содействовал победе и заслужил благодарность отважного Ромеро и других испанских офицеров. Они рады были заручиться его содействием при предполагаемом нападении на Антверпен. Все удивлялись его храбрости и следовали за ним со слепым доверием. Он упивался сознанием собственной власти, и это сознание удесятеряло его силы. Вечером после одержанной победы он пировал с Ромеро, Мендозой, Варгасом и другими вождями. На следующее утро приступили к допросу пленных.
Допрос студентов, горожан и крестьян он предоставил своему помощнику; но в числе пленных было и три дворянина, с которых можно было взять значительный выкуп. Двое из них согласились на его требования и были отпущены. Оставалось допросить третьего, высокого статного молодого человека в рыцарском одеянии. С ним Ульрих вступил во время боя в поединок, и еще неизвестно, на чьей стороне осталась бы победа, если бы лошадь рыцаря не была убита ружейным выстрелом.
Пленник носил руку в повязке; на панцире его был выгравирован графский герб.
– Вас вынули из-под лошади, – обратился к нему Ульрих по-испански, – вы бились с честью.
Рыцарь пожал плечами и ответил по-немецки:
– Я не понимаю испанского языка.
– Значит, вы немец? – спросил Ульрих по-немецки. – Но каким же образом вы очутились среди нидерландских бунтовщиков?
Рыцарь взглянул на него с удивлением. Ульрих продолжал:
– Я понимаю по-немецки. Отвечайте.
– У меня в Антверпене были дела, – ответил пленник.
– Дела?
– Это мое дело.
– А, так вот как! Ну, значит, мы переменим вежливый тон на другой.
– Нет, это совсем ни к чему! Я побежден и обязанвам отвечать. Мне нужно было закупить материю.
– Вы купец?
Рыцарь покачал головой и ответил, улыбаясь:
– Мы вновь отстроили наш замок после пожара.
– Понимаю: вам нужна была материя и вы надеялись получить их в виде добычи?
– Нет, вы ошибаетесь.
– Ну, так что же привело вас в ряды наших врагов?
– Барон Флойн – родственник моей матери. Когда он выступил против вас…
– То вы тоже пожелали попытать счастья на войне?
– Совершенно верно.
– И вы недурно справились с вашим делом. Откуда вы родом?
– Я уже сказал вам – из Германии.
– Но Германия велика. Откуда именно?
– Из Швабии, из Шварцвальда.
– Ваше имя?
Пленник молчал. Ульрих всмотрелся в герб, изображенный на вооружении, затем пристально посмотрел рыцарю в лицо, подошел к нему, улыбаясь, и проговорил уже совершенно другим тоном:
– И вы думаете, что Наваррете потребует от графа Фролингена значительного выкупа?
– Вы знаете меня?
– Может быть. Ведь вы граф Липс?
– Черт возьми!
– И замок ваш расположен в поле, недалеко от монастыря.
– Совершенно верно! Но откуда вы-то все это знаете?
– Мы старые знакомые, граф Липс. Вглядитесь-ка в меня хорошенько.
Тот вопросительно посмотрел на Ульриха и сказал, качая головой:
– Ваше лицо с самого начала казалось мне знакомым. Но я никогда не бывал в Испании.
– Зато я бывал в Швабии и еще с тех пор являюсь вашим должником. Что, хватило бы вашего выкупа на то, чтобы уплатить стоимость разбитого церковного окна?
Граф широко раскрыл глаза, радостная улыбка озарила его лицо, он всплеснул руками и радостно воскликнул:
– Ты… ты… ты Ульрих! Черт меня побери, если я ошибаюсь! Но кому могло прийти в голову, что шварцвальдский мальчуган превратился в испанского военачальника!
– А между тем это так. Но пока пусть это остается между нами! – сказал Ульрих и протянул графу руку. – Только молчи – и ты свободен. Пусть разбитое окно будет твоим выкупом.
– Пресвятая Дева! – воскликнул граф. – Если бы все окна в монастыре ценились так дорого, то монахи скоро сделались бы настоящими крезами. Шваб остается швабом, хотя бы он и нарядился испанцем. Вот так счастье, что я последовал за бароном Флойном. А твой старик Адам, а Руфь – вот они обрадуются!
– Как, ты не знаешь? Мой отец умер уже давно, давно… – сказал Ульрих, потупив взоры.
– Умер? – воскликнул граф. – Давно? Что ты мелешь! Я его три недели тому назад видел у наковальни.
– Моего отца? У наковальни? И Руфь? – переспросил Ульрих, уставясь на графа.
– Да, конечно же! Они живы и здоровы. Говорю тебе, что я видел их в Антверпене. Старик выковывает такие латы, что все только диву даются. Неужели ты не слыхал о кузнеце Швабе?
– Шваб, Шваб… И это мой отец?