Слой 1
Шрифт:
— А что с тобой происходит, Вовочка?
— Если бы я знал, — сказал Лузгин.
Они, не глядя друг друга, молчали. Вдруг Светлана сказала:
— Ты не представляешь, как обидно… Только-только все наладилось: квартира, работа у Саши, и с деньгами стало получше. Епифанов ему очень хорошо платил, мы даже из долгов почти вылезли… А теперь — я не знаю. Я не знаю, как мы жить будем, — она заплакала, отвернувшись и спрятав лицо. Лузгин положил ей руку на плечо. — Все-все, я больше не буду, — сказала Светлана. — Дай еще сигарету, пожалуйста… Я вам так благодарна, мальчики. Я ведь представляю, скольких это денег стоило. С ума сойти, какие сейчас цены
— Перестань, пожалуйста, — сказал Лузгин. — Стыдно слушать.
Ему и в самом деле было стыдно, словно похоронными деньгами они откупились от мертвого Сашки.
— Слушай, Светка, — сказал Лузгин. — Я сейчас тебе дам кое-что, только ты не смей отказываться и никому не говори. Это даже не тебе, а Сашкиным пацанам, поняла?
Он полез во внутренний карман и достал оттуда пачку луньковских долларов.
— Что это? — спросила Светлана.
— Здесь пять тысяч «баксов», — сказал Лузгин. — Почти двадцать пять миллионов рублей.
— Ты сдурел, — сказала Светлана.
— Молчи и не дергайся, — сказал Лузгин. — Это… лишние деньги.
— Таких не бывает, Вова.
— Ты не знаешь: бывает. Возьми, я тебя очень прошу.
— Господи, — сказала Светлана, — какие они маленькие… Двадцать пять миллионов… Никогда не думала, что буду держать в руках двадцать пять миллионов рублей! Мне страшно, Вовочка. Я даже не знаю, куда их положить…
— Сунь в карман, — сказал Лузгин.
— А как Тамара? — подняла на него глаза Сашкина жена. — Ты ведь от семьи отрываешь.
— Успокойся. Ей и так хватает.
— А что мне с ними делать? Я ведь никогда в жизни…
— Поменяешь на рубли в обменном пункте. Только помногу не сдавай, двести долларов за раз, не больше. И не в одном месте, чтобы в глаза не бросалось.
— Вова! — ахнула Светлана. — Ты их украл?
— Дура ты, Светка, — сказал Лузгин.
— А можно, я немного родителям дам?
— Как хочешь. Только долларами не давай — разговоры начнутся.
— Мальчикам столько покупать нужно… Знаешь, они так быстро растут!
— Слушай, — предложил Лузгин, — давай я с Кротовым договорюсь на субботу, он даст машину с шофером, и вы поездите по магазинам, купите что надо для пацанов, а?
— Ой, неудобно как-то, — сказала Светлана.
— Фигня, — ответил Лузгин.
Отдав Светлане луньковские доллары, он испытал чувство гордости и радости за собственную нежадность, и в то же время над душой пролетел легкий холодок, словно он долго стоял на берегу и наконец упал в воду. Лузгин понимал, что теперь от Лунькова он не отбрыкается, коготок увяз — всей птичке пропасть. Уразумев это, Лузгин пожалел о содеянном. Нет, долларов ему не было жалко, ему стало жалко себя.
Глава восьмая
Виктор Александрович решил созвониться с банкиром Кротовым утром во вторник, но банкира не было в офисе, секретарша доложила: появится после обеда. Слесаренко с некоторым облегчением вздохнул и отправился на заседание административного совета области, где и проторчал почти весь день, созерцая пикировки областных и окружных политиков.
В перерыве он с удовольствием перекинулся парой фраз с Первушиным, секретарем совета, которого знал еще со времен партийной работы на Севере и в обкоме. В отличие от многих чиновников, Виктор Александрович относился к работе и самому существованию административного совета достаточно серьезно. Роль секретаря совета была чрезвычайно сложной, трем суверенным медведям в одной федеральной берлоге
В толпе куривших в коридоре начальников Виктора Александровича разыскал мэр, подвел к нему директора моторостроительного объединения Кульчихина.
— Выручайте меня, — сказал мэр. — Обещал Кульчихину поехать с ним завтра в Тобольск, но никак не могу, не получается. Полагаю, поехать следует вам, если вы, конечно, не возражаете. Соглашайтесь, Виктор Александрович, дело очень важное и для города чрезвычайно полезное. Тем более что вы однажды уже ездили вместе.
Слесаренко понял, о чем речь. Директор моторного, его тезка Виктор Кульчихин, был президентом ассоциации машиностроителей области. Последние переживали нынче не лучшие времена: южные тюменские заводы, по большей части ориентированные на «оборонку», рухнули в безработную яму конверсии и отсутствия кормившего их раньше госзаказа, тогда как единственные возможные потребители машиностроительной продукции внутри области — газовики и нефтяники — десятилетиями ориентировались на Урал и Баку, а с приходом рынка и вольных нефтедолларов — на Америку и Канаду. Кульчихин со своей ассоциацией предпринимал отчаянные попытки пробиться на нефтегазовый рынок заказов, хоть как-то загрузить работой простаивающие кадры и мощности, и городские власти Тюмени были в этом весьма заинтересованы, ибо понимали, что прожить только лишь на нефтяную ренту областному центру не удастся, северяне лишнего не отдадут — самим не хватает. Огромный Нижневартовск на грани социального краха, реконструкция Самотлора требует триллионов и триллионов, старые нефте и газопроводы рвутся все чаще и чаще, поэтому Тюмени придется самой зарабатывать себе на жизнь.
— Давай, Виктор Саныч, соглашайся, — сказал Кульчихин. — Отъезд завтра утром в половине седьмого.
— Кто еще в команде? — спросил Слесаренко.
Кульчихин показал ему список участников делегации, и в ряду приглашенных в поездку банкиров он увидел фамилию Кротова, чему весьма обрадовался: там и поговорим, можно не звонить, не навязываться на встречу.
— Договорились, — сказал Виктор Александрович. — Когда возвращаемся?
— Выезд из Тобольска утром в четверг. Ночуем в «Славянской».
— Шикарно живете, как я погляжу.
— Это Юдин расстарался, все расходы взял на себя. Нас едет тридцать пять человек, а там номера — сто долларов в сутки! Откуда у ассоциации такие деньги, не смеши!
— Пресса будет?
— Обижаешь, начальник…
В среду утром Слесаренко притопал неспешным шагом в скверик у станкостроительного завода, откуда намечался отъезд, минут за пятнадцать до срока — не любил опаздывать. У заводских ворот уже стоял большой автобус, рядом прогуливался в одиночестве директор станкостроительного Никитин. Они поздоровались, поругали оба ночной холодина.
Народ постепенно подтягивался. Примчался на «Волге» секретарь ассоциации Винников, принялся считать по головам собравшихся. Позже всех прибыла пресса, и Кульчихин вальяжно костерил «журналёров», демонстрируя коллегам свои панибратские отношения с представителями «четвертой власти».
Автобус был импортный, мягкий и теплый, и Виктор Александрович продремал в удобном кресле большую часть пути, вяло отмахиваясь от коварных предложений Винникова скоротать дорогу коньячком. Расположившаяся на последних рядах пресса, судя по долетавшим оттуда запахам и стеклянному бряканью, относилась к винниковским провокациям куда благосклоннее.