Слой-2

Строгальщиков Виктор Леонидович

«Откуда знает?» – удивился Слесаренко и тут же догадался: ничего странного, та партия бартерных «вольво» прошла через Сургут, концы не спрячешь от любопытных, а Колюнчик всегда был страшно любопытным, но не во вред Виктору Александровичу, а на пользу ему и делу.

– Как Вера, как дети?

– В порядке, – ответил Слесаренко. – Слушай, а ты-то хоть женился наконец?

– Не-а, – весело сказал Колюнчик.

Неженатость Кулагина была тогда главным препятствием в получении им освобождавшейся слесаренковской двухкомнатной квартиры. Колюнчик писал объяснительные про приезжающую мать и грядущее бракосочетание с обозначенной в тексте девицей,

а жил он тогда в обычной общаге, хоть и был уже заместителем начальника стройуправления. Виктор Александрович с приятностью вспоминал те времена, когда личная бытовая скромность была не в тягость большинству начальников и ценилась большинством рабочих. Конечно, случалось и барство, но не стяжательное, а какое-то промотательное: взять катер, набить патронами, девками и водкой, куролесить на реке со стрельбой без добычи, посадить катер на мель и дергать вертолетом, рискуя утопить обе машины и покалечить людей... Бог знает почему, но все обходилось. И не было тайных квартир, купленных на чужое имя, не было толстой «зелени» в заначках и бриллиантов, закопанных на даче, не было этих прущих в глаза иномарок, «Волга» – предел мечтаний... Жизнь была непростой и работа тяжелой, но на душе было легче, потому что ты знал, что будет с тобой завтра и послезавтра, и через много лет – тоже знал, а сегодня нет.

– Как называется? – спросил он.

– Что?

– Да твой этот «сарай».

– «Краун Виктория». Фордовская модель.

Они подъехали к бывшему слесаренковскому дому, и Виктор Александрович узнал его сразу, только окрестности изменились, заполнились чужими деталями. Подъезд изнутри постарел, обшарпался, и почтовый ящик был тот же, слева от двери, а сама дверь была новая, железная, под дерматином.

Кулагин открыл дверь, полязгав большими ключами, и отстранился, пропуская друга вперед.

«Вот тут мы и жили»... Слесаренко пересек короткую прихожую и заглянул в «большую комнату», как называла ее жена Вера, и сразу увидел невысокий гэдээровский сервант, который они с женой оставили (подарили) Колюнчику вместе с четырьмя табуретками и самодельным кухонным гарнитуром, когда перебирались в Тюмень. «Ну зачем нам этот хлам тащить с собой?» – говорила Вера. Она стояла в центре комнаты, платье на просвет от окна, а он сидел на чемодане у стены и курил «Родопи», друг Колюнчик командовал грузчиками, таскавшими коробки и узлы в стоявший у подъезда контейнер на грузовике. Было легко, солнечно и ветрено, в кухне на столе их ждала теплая бутылка (холодильник уже загрузили) прощальной водки под беляши из соседней кулинарии. Впереди была другая жизнь.

– Раздевайся, – сказал Кулагин. – Пойдем кофе пить. Обувь не снимай, не надо.

Пристроив на вешалке кожаную теплую куртку, шарф и шапку, Виктор Александрович пошел за Колюнчиком в кухню, ожидая увидеть и действительно увидел свой самопальный гарнитур вдоль крашено-беленой стены.

– Что, удивлен? – спросил Кулагин, перехватив слесаренковский растерянный взгляд. – Не квартира, а музей памяти давних времен. Садись, Витюша.

Колюнчик открыл дверцу огромного холодильника, начал рыться на полупустых полках, и Виктор Александрович ещё раз огляделся и понял, что Кулагин здесь не живет, а если и живет, то редко, как в гостинице.

– Все правильно, – сказал Николай, трогая ладонью щеку электрочайника. – Я здесь бываю месяц-два в году. Коньячку выпьешь?

– Спасибо, Коля, рановато. А где же ты живешь сейчас?

– Живу в Москве, здесь бываю наездами по работе.

Такие дела, Витюша.

– И где работаешь?

– В системе «ЛУКойла».

– Ого, – поднял брови Слесаренко. «Ну как же, все правильно: Когалым. Колюнчик тогда уехал в Когалым...».

– Большой начальник?

– Кому как, – усмехнулся Кулагин. – По московским меркам очень даже «кому как». Тебе кофе или чай?

– Лучше чай. Брюхо что-то...

Колюнчик достал коробочку пакетного «Липтона», разлил в чашки кипяток, ткнул в центр стола тарелку с готовыми бутербродами, уселся напротив, подпер ладонью левой руки подбородок и спросил с наклеенной улыбкой:

– Ну те-с, зачем пожаловали, сударь вы мой? Агитировать приехали? Тогда давайте агитируйте. Давно, знаете ли, нас тут никто никуда и ни во что не агитировал.

– Ты откуда узнал, что я приезжаю? Сказали?

– Сказали.

– И в гостиницу послали, да? Как лучшего друга, да?

– Ну почему... Я сам вызвался. И ты знаешь, особых конкурентов не было.

– Программа, значит, тоже на тебе?

– Какая программа? Прошено занять тебя до обеда, сильно не кормить и вернуть в гостиницу в два часа. Дальше тобой будет мэрия заниматься. Ну а вечером – по обстоятельствам. Клуб «Русская пирамида» знаешь, слышал о нем? Будут приглашать – соглашайся, очень любопытное местечко, – Кулагин сунул в рот половинку бутерброда. – Аыты оолам уастью.

– Чего-чего?

Колюнчик прожевал, глотнул и внятно произнес:

– Бандиты пополам со властью. Крайне интересно.

– Ну а ты там кто? – спросил Виктор Александрович, понемногу раздражаясь ситуацией.

– Я – гость, – сказал Кулагин. – Когда пускают.

– А с какой стороны гость-то? Судя по машине, с бандитской?

– Да ну тебя, Витя, – отмахнулся Колюнчик и снова забил рот бутербродом.

– М-да, – сказал Слесаренко и тоже взял бутерброд. – Похоже, мне здесь не очень рады. Вот и Сидоров смылся по-быстрому...

– Про Сидорова не знаю, там высокие дела, улетели вдвоем с Богдановым...

– И Богданов улетел? – Слесаренко положил недоеденный бутерброд на тарелку. – С кем же я встречаться буду? Какого хрена вообще мне тут делать?

– Да найдем чем заняться, Витя! Отчет составим – не подкопаются. Тебе же не начальники, тебе простые избиратели нужны. Вот как я, например. Да не боись ты, все организуем.

– Не сомневаюсь, – сказал Слесаренко. – Только зря вы меня за дурака держите, братцы.

– Это не мы, – замотал головой Кулагин. – Это не мы тебя за дурака держим. Понял, на что намекаю?

– Ты давай договаривай, договаривай...

– Ну тебя на фиг, Витя! Сидим тут, чаи гоняем, сто лет не виделись, а говорим о какой-то херне, никому не нужной... Чего надулся-то? А? Брось, брось!.. Ну-ка, закрой глаза. Давай-давай, закрой, тебе говорю! Закрыл? Так. А теперь вдохни и выдохни. Сделал? А теперь слушай, что я тебе скажу... Здравствуй, Витя!

Слесаренко ещё раз вдохнул и выдохнул, открыл глаза и улыбнулся.

– Здравствуй, Коля. Извини...

– Да ладно...

Они стали пить чай, Виктор Александрович больше спрашивал, а Колюнчик рассказывал с явным удовольствием, как разругался со слесаренковским «наследником», закрыл квартиру и уехал в Когалым – так, наудачу, но там было много сургутских и его пристроили, и он опять, что называется, «пошел», сдружился с местным нефтяным начальством и в конце концов попал в концерн «ЛУКойл» – самую первую и самую мощную ныне нефтяную компанию в России.