Случай из жизни государства (Эксперт)
Шрифт:
Но мало кого интересовало мертвое тело. Чуранцы бегали вслед за главарем от окна к окну. В бараке поднялась густая пыль: в бригаде жили без шнырей, все были блатными, никто не хотел махать веником и тряпкой, считал западло. А русских Монгол к чуранцам в бригаду не пускал.
Ничего нельзя было разглядеть сквозь покрытые морозными узорами стекла. Что-то происходило в зоне, ясно, раскурдай. Но пока только обвалившаяся после артиллерийского удара Коржа крыша напоминала об изменившейся с утра обстановке. Сквозь несколько проломов в потолочном перекрытии в барак начал проникать ползучий
Вокруг барака никто не бегал, никто не штурмовал его: как будто чуранцев и не было вовсе.
– Хасан, бля, биркурюк
округР1аракаР=иктоР=еР1егалЬ =иктоР=еРHтурмовалР5гок :акР1удтоРGуранцевР8Р=еР1ылоР2овсеЮ
– %асанЬ 1ляЬ 1иркурюкS!
– позвал Эльхан Хасана Пиропо
ва, шустрого молодого чуранца, всегда все знавшего о зоне.
– Паплакат, усос... Мочибей хильдяк, - согласился Хасан
– Гилям манда урлы.
Он пошел в уборную, открыл замороженное окно и выпрыгнул в локальный дворик. Это было его ошибкой: он даже не огляделся по сторонам. И когда стал отряхивать снег с ботинок, притопывая и напевая шутливую чуранскую песенку "Вжики-втыки", тут-то и настигла его пагуба в лице "обиженного" Гули Докукина.
Гуля ударил Хасана локтем правой руки - по левой скуле. Это действие было разрушительным: челюсть молодого чуранца треснула сразу в нескольких местах, а нос оказался свернутым. Хасан упал в снег возле окна.
Он и хотел бы попросить пощады, но не мог ничего сказать: боль захлестнула его, потащила в бессознательную темноту. Он даже не успел разглядеть склонившегося над ним лица Марьиванны.
– Готов декханин, не боец уже, - сказал Бусыгин-Марьиванна, оглядев Хасана.
– Ты, Георгий, кажется, всю челюсть ему раскрошил...
– Это что!
– стал невовремя хвастать Жора.
– Я, когда служил, одному сержанту ногу сломал кулаком - а на ноге знаешь какая кость?
Они оттащили Хасана за угол чуранского барака и чуть присыпали его снежком, чтобы не сразу было заметно: человек это лежит или, может, бревно... Затем вернулись к окну и присели за пирамидой из семи-восьми старых шконок, приготовленных к сдаче в металлолом.
Эльхан надеялся, что Хасан принесет ему добрые вести: можно было бы напасть на русских сзади, порезать человек двадцать и вернуться в барак: пусть попробуют взять, зубами загрызем! А ещё лучше к санчасти подобраться, она близко, старую докторшу, Пионерку, пленить. Посадим в зиндан под барак, место есть, человек двадцать можно запихать. Потом требования объявим, вертолет попросим и мешок с деньгами - сколько в мешок влезет?
– в Чуран полетим как герои...
Хоп, сука буду, партач лукум! Хасан монгеге ёп!
– заорал Эльхан. Жумбат! Харды мудю!
– AогласилсяР
– согласился Жумбат и гордо оглядел притихших земляков.
Эльхан пошел в уборную и вновь открыл окно, через которое "нырнул" в зону разведчик Хасан. Он был осторожней: высунул голову на мороз, огляделся по сторонам, пощупал наган в кармане бушлата.
Никого не было вокруг. Где-то вдали слышался грохот (бунтовщики ломали что-то), раздавались неясные крики. Еще дальше, за зоной, за тайгой возникло и нарастало странное стрекотание - будто работала
Эльхан перебрался через подоконник, ступил в утоптанный снег, заглянул за угол барака: там лежало какое-то бревно, присыпанное снегом, вроде, не было раньше? Эльхан отвернулся: бревно так бревно, что за дела?
– и хотел было направиться в сторону калитки, но не успел сделать даже пол-шага.
Гуля-Жора Докукин ударил его стальной полосой, выломанной из локального ограждения. Удар пришелся по правому колену, и Эльхан упал как подкошенный, на спину. Правая рука, выпустив рукоять оружия, сама собой выскочила из кармана и в паре с левой метнулась к колену, охваченному огнем боли.
– Ох, биля... А-а-а, мат твоя... у-у-у...
– завыл Пихуев.
Марьиванна добавил чуранцу, чтоб не орал, обломком кирпича: бил в лицо, чтобы крови было побольше, давил на психику.
Гуля, которому несколько раз приходилось обслуживать главаря чуранцев по полной петушиной программе, размахнулся и хотел вообще вбить голову ненавистного "зверя" в снег и в землю, но Бусыгин остановил его.
– Не спеши, поговорим с ним, - сказал Марьиванна и взял
Эльхана двумя пальцами за подбородок.
– Шалты, пидор...
– простонал чуранец, едва шевеля окровавленными губами и ворочая прикушенным языком.
– Макар хурдя... Шалты, мудю...
– Ага, мудю!
– сплюнул в снег Гуля.
– От пидора слышу... Отмучилась, сука... Что он может сказать? Ну-ка, Сергеич, карманы проверь у него...
Бусыгин ощупал ватник и сразу обнаружил наган. Он торжественно, словно археолог, вытащил оружие и показал Гуле.
– Ствол!
– обрадовался Гуля.
– Все! Теперь живем!
Он взял у Марьиванны наган, осмотрел его. Патронов было пять: два Эльхан израсходовал, ранив зека Шитика и убив земляка Жадабова.
– Зер гут, - довольно объявил Гуля.
– На всех хватит.
– На, подержи пока...
– он бросил наган Бусыгину.
Бусыгин с лету подхватил наган, а Гуля снова взялся за
стальную полосу.
– Ты чего?
– спросил Бусыгин.
– Как чего?
– удивился Докукин.
– Буду мочить зверя.
– За что?
– За все хорошее!
– обозлился Гуля.
Бусыгин открыл рот, но больше ничего не успел сказать: бывший десантник и таксист, а ныне обиженный, петух и чушок Георгий Михайлович Докукин размахнулся, словно лихой казак, и опустил на голову Эльхана Пихуева свой чуть заржавленный "меч". Что-то хрустнуло и чавкнуло, ноги чуранца дернулись раза два - и он перестал существовать как единица человечества.
Бусыгин поморщился и отвернулся. Жора-Гуля был, однако, спокоен будто ему каждый день приходилось приводить в исполнение смертные приговоры чуранцам. Он взял мертвого Эльхана Пихуева за ноги и потащил его за угол, положил рядом с живым ещё Хасаном Пироповым.
– Ну, че, пошли к зверям домой - поглядим, какие они без головы, ха-ха!
– предложил Гуля, вернувшись к Бусыгину.
– Давай-ка сюда ствол...
– Давайки у Майки... погоди, я сам хочу.
– Бусыгин еще
раз осмотрел наган.
– Ну что, как тут бабахать? Курок нажимаешь - и все?