Случай в электричке

Саркисян Меружан Григорьевич

Номер телефона у Дианы он все-таки выпросил...

Осень в тот год выдалась солнечная и теплая. Жара стояла весь сентябрь, сохли травы, желтели листья, а лето все не уходило — урожайный год на овощи. Погребинский ездил из одного города в другой. Рад был, что выпали два дня отдыха после поездок в Ленинград. Возвращаясь, он гнал два грузовика с пустой тарой — банками для консервирования.

Знакомство с Дианой его вдохновляло и радовало. Это была женщина того круга, к которому он никогда не допускался. «Наверное, — думал он, — с ней ничего

не выйдет, уж больно хороша для меня, я ведь понимаю. Но через нее можно войти в круг людей, который всегда меня манил умением жить по-настоящему. Крутить модные записи, одеваться по самой последней моде, не отставая от заграницы, разъезжать на иностранных машинах, сходиться и расходиться с длинноногими девицами — мастерицами в любви. Такой жизни охота, а не той, которую ведут «карачаевцы» и «бегуновцы» — скучища, аж скулы сводит».

В кабинет Карачаева Гарик ввалился с улыбочкой.

— Что блин распустил? — буркнул главбух. — Пошли в сад!

Сад при заводике не очень-то большой, но есть где уединиться. Отошли подальше от строений. Карачаев мрачен, поглядывает пристально, испытующе.

— Как поездочка?

— Вполне благополучно! — ответил Гарик.

— Не было ли каких происшествий с милицией?

— Все по ряду, по порядочку.

— Не мельтеши! Болезнь надо лечить загодя! Если что случилось, не скрывай. Мы должны меры принять!

Погребинский не на шутку испугался, и, видимо, это не ускользнуло от внимания Карачаева.

— Ничего не было! — закричал Гарик. — Ничего!

— Тобой здесь милиция интересуется! — оглушил Карачаев. — Что ей вдруг понадобилось?

Гарик одеревенел.

— Разве узнать нельзя было?

— Нельзя! Москва тебя разыскивает!

— У меня никаких признаков не было, — ответил упавшим голосом Гарик.

— Может быть, кто из шоферов?

Погребинский только развел руками.

— Ладно! Верю! — вздохнул Карачаев. — Пока верю! Обусловимся: если тебя задержат в Москве, им очень захочется порыться в твоих вещах. А ты скажешь, что чемодан с твоими лучшими вещами для спокойствия ты передал сторожихе, тете Даше. Стало быть, я буду знать, что взяли тебя по нашему делу и пытают, что и как! Ежели у них посторонний для нашего дела вопрос, про чемодан молчи. Ясненько?

Шел пятый час. Еще целые сутки томиться в неизвестности ни у Карачаева, ни у Погребинского желания не было. Гарик отнес чемодан к тете Даше, на заводском грузовичке помчался в райотдел, где ему объявили, что надлежит ехать незамедлительно в Москву и явиться в Управление внутренних дел.

В Москве, прямо с вокзала, он позвонил домой. К телефону подошла мать. Услышав голос сына, замолчала, потом донеслись глухие рыдания:

— Откуда ты, сынок?

— С вокзала! Меня вызывают! Где отец?

Голос матери будто бы отвердел:

— Умер отец!

И потом, сквозь сдерживаемые рыдания:

— Убит отец! Убит!

Погребинский кинул трубку на рычаг и помчался домой...

...Все случилось неделю назад — как раз в то время, когда Гарик гулял в Ленинграде, у Бегуна. Никто пока ничего не знает. История крайне непонятная. Пришел на фабрику неизвестный, вызвал

отца к воротам... О чем-то переговорили. Отец позвонил из проходной в цех, отпросился якобы в больницу. Удалился с тем человеком и пропал. Обезображенное тело отца нашли только через сутки, на берегу Москвы-реки. Видимо, что-то хотели у него выведать.

В Управлении Погребинского ждал неизвестный ему Петр Петрович Долгушин. Представившись, он сумрачно спросил:

— После освобождения работаете в Умани? Похоже, встали на путь исправления?

— Отец советовал с простого рабочего начать, — потерянно пробормотал Гарик.

Более подробно Долгушин расспрашивать его не стал. Поинтересовался только, когда Гарик узнал о смерти отца, нет ли каких соображений, кто мог это сделать, и признался, что мотивы убийства ему пока неизвестны. Отметив пропуск, попросил пока из Москвы не уезжать: вскоре его, наверное, пригласят повторно.

Прямо из Управления Погребинский помчался к тетке на работу. Она отпросилась на полчасика, пошли в парк, сели на скамейку

— Вот! Дождался. Всех под монастырь подвел! — зло процедила тетя Аня.

— Не шуми! — остановил ее Гарик. — У меня у самого голова кругом идет!

— С тебя все и началось! — наступала тетка. — С тебя! Обезумел от безделья, идиот! То воровать начал, а то...

— Да что случилось?

— Отца убили, это тебе мало?

— Даже слишком! Глаза у меня на сухом месте, так думаешь, мне не горько? Не за мои же дела его убили!

— Не за твои? — недоверчиво спросила тетка. — А за какие?

Анна пристально вгляделась в племянника.

— Ты расскажи лучше, что у вас были за лотерейные дела?

— А ты не знал?

— Клянусь, нет! Чем хочешь поклянусь, не знал!

— Ну если не знал, так знай, что отец твой дурень! На фабрике ревизия.

— Что там нашли?

— То, что им надо было найти. Можно удивляться, что раньше не нашли.

— Неучтенку?

Тетку будто током ударило.

— Откуда такая терминология?

— Наслышан! Побывал же я кое-где. Ради чего отец... работал?

— Было ради чего. Теперь роют, хотят все на него свалить.

— А если и тебя спросят про «лотерейное счастье»?

Анна рассмеялась.

— Я чиста, как родниковая водица! Хоть на дыбу меня поднимай. Денег я им не отдам, а про остальное я знаю только понаслышке. Кроме отца, никто мне неизвестен из его компании. Да и отец твой был не главный, кто-то за его спиной стоял... Там, на Украине-то, хоть тихая заводь?

Гарик свято хранил завет Карачаева и тетке не открылся.

— Тихая, — ответил он.

— Вот и сиди в ней...

...Вернувшись из Москвы, Погребинский «наставнику» объяснил, что вызывали его в связи с убийством отца.

— Это я уже без тебя знаю! — буркнул Карачаев. — Кто убил, за что? Чем твой папаша занимался? Кого прогневил?

Погребинский притворно вздохнул:

— Для того и вызывали, чтобы узнать. Но я не знаю!

— Ну, ну! Может, и знаешь! Ты не в милиции! Здесь нужна полная откровенность!

— Работал отец мастером на небольшом заводе. Делали трехколесные велосипеды Жил тихо.