Случайная вакансия
Шрифт:
– Волей-неволей задумаешься, верно?
Покачивая коротко стриженной, седеющей головой, он вышел из кухни.
Саманте он порой казался нелепым, а в последнее время еще и нудным. Впрочем, ей было приятно, что он изредка позволяет себе многозначительный слог, примерно так же, как она сама по особым случаям позволяла себе надеть шляпку. А что, в такое утро вполне уместна была многозначительность и некоторая торжественность. Доедая тост и убирая со стола, она мысленно отрепетировала готовый рассказ для своей продавщицы.
II
– Барри
Она почти бежала по стылой садовой дорожке, чтобы застать мужа, пока тот не ушел на работу. Даже не остановившись в прихожей, чтобы снять пальто и перчатки, она ворвалась в кухню, где завтракали Саймон и двое их сыновей-подростков.
Ее муж оцепенел, поднеся ко рту ломтик тоста, который тут же опустил на тарелку театрально-медлительным жестом. Мальчики смотрели то на мать, то на отца, но без особого интереса.
– Говорят, аневризма, – сказала Рут, переводя дыхание; палец за пальцем она стянула перчатки, потом размотала шарф, расстегнула пальто. Худенькая, темноволосая, с тяжелыми веками над скорбными глазами, она неплохо выглядела в голубой сестринской форме. – Упал прямо в гольф-клубе… его сопровождали Саманта и Майлз Моллисоны… а потом приехали Колин и Тесса Уолл…
Рут бросилась обратно в прихожую, повесила верхнюю одежду и вернулась, чтобы ответить на вопрос, который Саймон прокричал ей вслед:
– Что такое «таневризма»?
– А-нев-риз-ма. Поражение артерии головного мозга.
Она порхнула к чайнику, щелкнула кнопкой и принялась сметать крошки, скопившиеся вокруг тостера, а сама говорила:
– Похоже, у него было обширное кровоизлияние в мозг. Бедная, бедная его жена… она совершенно убита…
На мгновение застыв, Рут посмотрела в кухонное окно, на хрусткую белизну инея, на аббатство за долиной, темневшее скелетом на фоне бледного розовато-серого неба, на панорамный вид, который составлял гордость Хиллтоп-Хауса. Пэгфорд, который ночью был не более чем скоплением мерцающих в темной низине огоньков, сейчас открывался холодному рассвету. Но Рут этого не замечала: мыслями она все еще находилась в больнице и смотрела, как из палаты, куда поместили Барри, выходит Мэри, поняв, что бесполезные системы жизнеобеспечения отключены. Искреннее сочувствие Рут распространялось в первую очередь на тех, кто, с ее точки зрения, был похож на нее. «Нет, нет, нет, нет», – твердила Мэри, и это инстинктивное неверие эхом отзывалось в душе Рут, увидевшей себя на ее месте.
Гоня прочь эти мысли, она обернулась и посмотрела на Саймона. Его светло-каштановые волосы совсем не поредели, фигура оставалась жилистой, как в двадцать с небольшим, а морщинки у глаз только добавляли ему привлекательности, но Рут, после долгого перерыва вернувшаяся к своей профессии, вновь осознала, сколь уязвимо, тысячу раз уязвимо человеческое тело. В молодости она была куда менее чувствительной, а нынче радовалась уже тому, что все они живы.
– Неужели
Он возмущался, как будто медицина в который раз показала свою никчемность, не совершив самого простого и очевидного.
Эндрю внутренне злорадствовал. Он заметил, что в последнее время отец, заслышав из уст матери медицинские термины, непременно высказывает дурацкие, невежественные соображения. Кровоизлияние в мозг. «Подключили бы какой-нибудь аппарат». А мать и бровью не повела. Как всегда. Эндрю жевал хлопья «Витабикс» и закипал ненавистью.
– Когда его привезли, было слишком поздно, – сказала Рут, доставая чайные пакетики. – Он скончался по дороге в больницу.
– Черт побери, – бросил Саймон. – Сколько ж ему было, лет сорок?
Но Рут уже переключилась на другое:
– Пол, у тебя на затылке колтун. Ты когда-нибудь причесываешься?
Она достала из сумки щетку для волос и сунула ее сыну.
– А какие-нибудь признаки были? – допытывался Саймон.
Пол водил щеткой по густым, спутанным волосам.
– Кажется, пару дней его донимали сильные головные боли.
– Угу. – Саймон жевал тост. – А ему – хоть бы что?
– Ну, он не придавал этому значения.
Саймон проглотил.
– Значит, судьба такая, – с видом знатока изрек он. – А вообще надо было за собой следить.
«Как мудро. – Эндрю едва сдерживал презрение. – Какая глубокая мысль. Выходит, человек сам виноват, что у него в мозгу лопнула артерия. Самодовольный старпер», – молча бросил он в лицо папаше.
Саймон ткнул ножом в сторону старшего сына и объявил:
– Да, между прочим: этот у нас пойдет работать. Пицца-Тупица.
Рут испуганно переводила взгляд с мужа на сына. У Эндрю на багровых щеках проступили свежие угри; он уставился в миску с бежевым месивом.
– Да-да, – подтвердил Саймон. – Ленивому засранцу придется зарабатывать самому. Если хочет курить, пусть платит из своих. От меня больше ни гроша не получит.
– Эндрю! – простонала Рут. – Неужели ты…
– Не сомневайся. Я сам его застукал в сарае, – с неприкрытой злобой переплюнул через губу Саймон.
– Эндрю!
– Больше никаких денег. Хочешь травиться – покупай на свои! – бушевал Саймон.
– Но мы же говорили, – застонала Рут, – мы же говорили, у него экзамены на носу…
– Притом что тренировочные экзамены он просрал, нам еще повезет, если он сдаст хоть один. Ну, путь в «Макдональдс» всегда открыт – пусть опыта набирается. – Саймон поднялся из-за стола и, с грохотом отшвырнув стул, с удовлетворением посмотрел на опущенный прыщавый лоб сына. – Переэкзаменовки тебе оплачивать никто не будет, приятель. Сейчас или никогда.
– О, Саймон, – взмолилась Рут.
– Что?!
Саймон сделал два грозных шага в сторону жены. Рут отступила к раковине. Пол выронил розовую щетку.