Случайно
Шрифт:
И она стала рассуждать о звездах. Говорила, что из — за яркого городского освещения и света придорожных фонарей сейчас почти нигде не увидишь настоящего ночного неба и что на Западе ночное небо уже не бывает абсолютно темным. На большей части Европы и в Америке — почти во всем мире люди уже не имеют возможности наблюдать звезды, как это было в прошлом.
У незнакомки легкий акцент, ирландский, что ли, а может, американский. И хотя Астрид ни словом не обмолвилась о своей вылазке к «Дворцу карри», она вдруг заговорила о нем. Спросила, ходила ли
Астрид поднимает камеру выше и прижимает к глазу, хотя она выключена, даже объектив не открыт. Она хочет, чтобы незнакомка заметила ее и проявила интерес. Но та замолчала и зашагала быстрее, немного обогнав Астрид. Астрид опускает камеру. Откусывает яблоко. Только сейчас она поняла, что ужасно голодна.
— Как вы узнали? — спрашивает она. — Ну, про ресторан?
Астрид прибавляет шаг.
— Как узнала? — отвечает женщина. — А какие варианты? Как об этом можно было не узнать?
— Вы тут по поводу дома? — спрашивает Астрид.
Незнакомка вдруг остановилась посреди дороги.
Она уставилась себе под ноги. И вдруг села на корточки. Астрид замечает на асфальте пчелу, большую такую, мохнатую. Девушка достает что-то из заднего кармана шортов. Какой-то маленький пакетик. Она надрывает уголок и высыпает содержимое на ладонь. Потом заворачивает уголки пакетика и убирает обратно в карман. И плюет себе в ладонь. Фу, вот гадость. Потом большим пальцем растирает слюну в ладони. И размазывает свою слюну рядом с пчелой, которая замерла, потому что заметила рядом с собой нечто куда больше самой себя.
Девушка поднимается и идет дальше, облизав ладонь и вытерев ее о шорты.
Астрид думает, сколько же ей лет. Она глядит на ноги незнакомки, волосатые. Это просто непристойно. Она никогда такого не видела. Глядит на ее босые ноги, шлеп-шлеп по асфальту.
— А больно ходить так, босиком? — спрашивает она.
— Не-а, — отвечает женщина.
— У вас машина сломалась?
Они идут по дороге, незнакомой Астрид.
— Машины — дрянная штука, мир и без того загибается.
— Это вы сдаете нам дом? — спрашивает Астрид.
— Какой дом?
— Который мы снимаем.
Женщина доела яблоко и забросила огрызок высоко через ограду.
— Органика.
— А что вы делали, там, с пчелой? — спрашивает Астрид.
— Оказывала скорую помощь.
Женщина вынимает из кармана шортов свернутый пакетик, проверяет, плотно ли он завернут, и кидает Астрид. Похоже на пакетики сахара, какие обычно лежат в вазочках в кафе, на них еще печатают самые разные сведения — даты жизни классических музыкантов или писателей, названия марок машин или клички лошадей, выигравших очередной забег. На пакетике написано: БЕЛЫЙ САХАР. А на другой стороне — рисунок истребителя, надорванный посередине, и текст: ЗА ВРЕМЯ II МИРОВОЙ ВОЙНЫ 1939–1945 ПОГИБЛО ОКОЛО 55
— Оставь себе, — говорит женщина.
Астрид удерживает в одной руке яблоко и камеру и засовывает пакетик в задний карман джинсов. Они идут по незнакомой дороге, и женщина рассказывает, что в конце лета рабочие пчелы выбрасывают из улья трутней, потому что иначе зимних съестных припасов не хватит на всех, кроме того, трутни больше не нужны в их сообществе, потому что королева оплодотворена, жизнь улья с приходом осени изменилась, в общем, рабочие пчелы просто откусывают трутням крылышки и выталкивают из улья.
— И что с ними происходит дальше? — говорит Астрид.
— Наверное, птицам достаются, — отвечает женщина. — Думаю, трутни изо всех сил цепляются за пчел, стараются ухватиться лапками за стенки улья, пока им откусывают крылья. Ну, ничего, пока им ничего не угрожает, — продолжает она. — Лето только началось.
Надо же, прямо знатный пчеловод. А теперь эта чудачка засвистела. Засунула руки в карманы и чешет себе по дороге чуть впереди Астрид, насвистывая как мальчишка. Получается, Астрид идет по незнакомой дороге с незнакомым человеком, ее мобильник погребен в мусорном ведре, и значит, ее местопребывание установить невозможно.
— Откуда вы узнали, что я Астрид? — выкрикивает она вслед незнакомке, прямо в затылок.
— Ну, это просто, — отвечала та. — Мне сказал тот мужчина.
— Какой мужчина? — спрашивает Астрид.
— Ну тот. В вашем доме, — отвечает женщина. — Который тебе не отец. У меня тоже нет отца. Я его вообще никогда не видела.
Астрид уронила обкусанное яблоко, и оно откатилось к самому краю дороги. Она чуть не выпустила из рук камеру, но в последний момент прижала к себе и не дала упасть. Она остановилась. Встала посреди дороги как вкопанная.
— Машина! — говорит незнакомка — и правда, им навстречу из-за поворота выезжает машина. Астрид отпрыгивает в сторону. Она пытается собразить, что она успела до сих пор сказать вслух. Да ничего! Она даже не заикалась про отца, или не-отца. Мимо проносится машина, Астрид чувствует мощный порыв ветра. Она еще некоторое время слышит рев мотора, он стоит в ушах и в глазах, хотя и ветра-то никакого нет, и шум уже стих, а на дворе все тот же спокойный солнечный обыкновенный июньский день.
А девушка идет дальше.
— Догоняй, если не передумала, — кричит она не оборачиваясь.
Она ушла вперед довольно далеко. Астрид побежала. Она почти догнала незнакомку, и тут ее осенило. Весь смысл просыпания раньше всех на рассвете — это что вокруг нет ни души, только одна Астрид, зевающая, полусонная, можно высунуться из окна, положив локти на подоконник и заснять занимающийся рассвет. А вокруг лишь воспрявшие птахи, да деревья чуть колышутся на ветру, поводя кронами, ни единой машины на дорогах, сколько хватает глаз, ни лающих собак, ни-че-го. Но однажды утром Астрид, глядя в видоискатель камеры, между прочим, на максимальном увеличении, видела ее.