Случайные дети для мажора

Старлайт Риша

— Виктория Викторовна? — удивленно поддталкивает меня тетя.

— Да. — говорю, точно в омут с головой бросаюсь.

— Согласны?

— Согласна.

— Именем закона, объявляю вас мужем и женой!

Мы ставим подписи.

Обмениваемся кольцами. Теперь на моих пальцах красуются аж два украшения — то первое, яко бы помолвочное кольцо, и воторое — настоящее обручальное. Ох, и ругался Павел Викторович на Веника, за то что тот, первое неправильное купил, а затем, махнул рукой и сказал, чтобы я носила оба колечка, в качестве подарка от проректора.

— А теперь жених

может поцеловать невесту. — напоминает о своем существовании сотрудница ЗАГСа

Нет, чего это? Мы на это не договаривались.

Веник растерянно смотрит на меня. Я однозначно качаю головой, что против. Ни в какие физические контакты мы с ним не вступаем. Это оговорено и является частью нашего договора.

— Ну что, женушка? Поздравляю тебя! — светится Веник медным тазом, едва мы покидает здание двоца бракосочетаний. — Как на счет первой брачной ночи? А?

Я вижу, что Веник прикалыается, но все равно такие шутки надо пресекать на корню:

— Даже не думай об этом!

— Ладно, ладно!

— Я серьезно, Вениамин.

— Да понял я тебя.

— Нет, послушай, — останавливаю я его и делаю внушение глаза а глаза, — У нас с тобой чисто деловые отношения. Никакого интима между нами не будет. Ты понял?

— Угу.

— Все, свободен!

— Вредная ты, Кудряшкина! — обиженно произносит Веник. — В реальности я бы фиг на тебе женился.

— Ну и слава Богу, — не остаюсь я в долгу.

***

В аэропорте как всегда шумно, людно, суетно. У нас с Веником много вещей на двоих — шутка ли, на два года уезжаем! Веня безоговорочно таскает мои чемоданы, не разрешая поднимать ничего тяжелее моей дамской сумочки. А есще заботится обо мне. Ничего особенного, но то за чаем сбегает, то гамбургер принесет.

Вроде добрый парень. Нет, не надо думать, что у меня есть какие-то виды на него или планы, ну просто он мой муж, пусть даже и фиктивный, и лучше, даже не по-настоящему быть замужем за добрым открытым человеком, чем за каким-то козлом.

Кстати, о козлах. Рустам так и не объявлялся. Забил на меня и забыл, вычеркнул из жизни, едва не погубив моих двойняшек. Да, я прошла повторное обследование в обычной студенческой поликлинике перед отлетом, и там подтвердили: во мне развиваются здоровые разнояйцовые двойняшки, у них у каждого своя отдельная плацента, отдельное детское место. Я очень этому рада, ведь они не будут забирать друг у друга питательные вещества и прочее. Надо только самой хорошо питаться. А стипендию мне выписали такую, что проблем не только с питанием, но и со всем остальным быть не должно. А вредных привычек у меня нет. Так что должна выносить и родить без проблем.

Мама с папой пришли в ужас и от моего замужества, и от моей поездки по обмену. Мама долго винила и стыдила меня. Она — человек деревенский, простой, ей даже в голову не может прийти, что можно хорошо жить на стипендию, тем более в Америке. Она причитала и плакала, что я бросаю их, что забуду и останусь там навсегда, а еще не буду присылать денег. И как я ей не объясняла, что все не так, она меня не слушала.

А еще мама очень сокрушалась по поводу скоротечной свадьбы. Они мне там, в Сосенках

многодетного вдовца приглядели, а я спутала им все карты… М-да… это они еще про мою беременность не знают, и не узнают, пока не прилечу обратно с детьми в собственную квартиру.

— Объявляется посадка на рейс…

— Наш! — в радостном предвкушении Веня подскакивает со скамейки. — Давай Кудряшкина, в новую жизнь!

Напоследок осматриваю зал ожидания. Кого я хочу тут встретить? Рустама? После всего, что он мне сделал, я его видеть не желаю!

Что ж? В новую жизнь? В новую, так в новую. Ничего, переживу. Справлюсь сама и с детьми, и с учебой. Все выдержу. А Рустам… Бог ему судья.

Глава 10. Случайные дети мажора

Два года спустя

Рустам

— Ребенка и жену! — непреклонен старый пердун.

Мой дед — полубезумный старикан в последней стадии деменции. Но ни один адвокат этого не признает. Ибо все уважают старика Громова.

Уже одной ногой в могиле, а вон все свои условия диктует.

Вокруг его постели сидит куча родственников. Я — единственный прямой наследник, после отца и матери. Их единственный сын. Остальные члены фамилии, ближнего и дальнего родства слетелись, как стервятники: авось перепадет и им что-то от миллиардов старого пердуна.

— Непутевый у тебя сын, Алексашка! — каркает дедок на папаню. — Не твой! Светка, коза дранная, небось рога тебе наставила, когда этого байстрюка в подоле принесла!

Родственники покатываются в приступе немого хихиканья, мама краснеет:

— Илья Викторович, ну что вы такое говорите, ну ей-Богу…

— Цыц! Коза дранная, — продолжает развлекаться мерзкий старикашка, — ты и передо мной своим задом вертела, когда у меня еще хоть что-то поднималось на твой зад!

Хихиканье в зале усиливается. Родственнички — тетки, дядья, братья и сестры, двоюродные, троюродные, и фиг знает сколькиюродные просто угорают над тем как старикашка размазывает нас по стенке, будто мы сопли какие, а не самая близкая его родня.

— Илья Викторович, — мама красная, точно разгрызла горошину перца, — да никогда в жизни такого не было…

— Свет, ладно тебе! — успокаивает ее папа, сжимая ее узкую аристократическую ладонь, — Отец прикалывается. Юмор у него такой. Черный.

— Эх, дебил ты, Алексашенька… — качает головой главный из Громовых, — А Рустам — еще больший дебил. Вся надежда на него была, а он? Кутит направо и налево, в компании болт свой пинает.

Ржу с остальными. Ну а что еще делать? Если над тобой смеются, смейся, чтобы обидно не так сильно было.

— Короче, мое условие таково: Герман Демьянович, ты записываешь?

— Да, Илья Викторович, — отзывается его дружбан, такой же мерзкая сушенная мумия — душеприказчик и адвокатишка.

— Пиши, Герман Демьянович! Разделить мое имущество на три равные доли. Алексашеньке, Светке-профурсетке, а третью долю, прости-господи, внуку моему только в том случае, если в течение девяти месяцев, начиная с сегодняшнего дня, он женится и заведет ребенка.

Прописываю себе в лоб отчаянный фейспалм.