Случайные пациенты
Шрифт:
– А откуда они, по-твоему, берутся?
Он задумался, свел брови, от напряжения на переносице образовались две глубокие морщины.
– Ты знаешь, я об этом не думал. Ну а откуда у тебя первая фобия? Мы, кстати, не обсуждали это после того случая на день города.
– А что тут обсуждать?
– Давай выкладывай, у тебя наверняка есть теория на этот счет.
– Одно событие может создать стресс, который перерастает в фобию.
– И что же это был за стресс?
Я помялся, рассказывать о детских страхах – не самое мужественное занятие. И, оглянувшись на соседей, заметил, что они притихли и, хоть
– Пойдем пройдемся. Я с утра не был на улице.
Мы вышли из больницы и на автомате я повел Женю по утреннему маршруту. Странно, но воспоминания об Алисе приободрили меня.
– Помнишь моего отца?
– Да, хороший был мужик, светлая ему память.
– Раньше, каждое девятое мая мы ходили вдвоем на парад. Он называл этот ритуал нашей мужской традицией, которую мы совершали каждый год, сколько себя помню. Мы приходили пораньше и вставали у самого ограждения, чтобы все хорошо рассмотреть. В то утро повезло больше обычного, я радовался, что от техники нас отделяли какие-то полтора метра. Народу собралась уйма. Когда техника прошла, нас завернуло потоком. Мы были в первой линии, и нами снесли хлипкое ограждение, о которое я и споткнулся. Папа помог удержаться на ногах, но из-за этой заминки мы не успели выскользнуть из тисков. Толпа давила, лишая возможности не то, что двигаться, а даже дышать. Закричать не получалось, и я безмолвно смотрел на отца. И видел, что ему тоже страшно, хоть он и старался это скрыть. Когда толпу разогнали, мы поняли, что легко отделались. Многие получили тяжёлые травмы, а одного парня раздавили. Он споткнулся и уже не встал. Я хорошо его разглядел тогда и долго с ужасом думал, что мог оказаться на его месте, если бы не отец. Начались кошмары, они преследовали целый год, а потом прекратились. Мы перестали ходить на парады, а затем отца не стало.
Первые приступы казались обычным недомоганием. Но спустя пару лет я попал в давку на рынке, очнулся в скорой. И после этого сторонился толпы.
– Ты знаешь, хорошо, что мы тогда пошли с девчонками на день города, – задумчиво протянул Женя. – Меня удивляло твое нежелание ходить на футбол. Да и вообще ты постоянно соскакивал с разных мероприятий.
– Ну вот, а теперь, по всей видимости, мне еще придётся и переехать. Лифта-то у нас нет.
– Да не сгущай краски. Я понимаю, наверное, от меня ты такого не ожидаешь, но может тебе к психологу походить? – Он был прав, я даже немного опешил, от Жени слышать предложение такого толка было не привычно. Я посмотрел на шумную аллею, где мы сегодня с Алисой наблюдали за людьми, и задумался.
– А вот знаешь, похожу. А то эти дурацкие страхи многое у меня отнимают. Ты помнишь, я собирался в Москву?
– Кто же не помнит? Мы тогда с Аней много вечеров провели, то рассуждая о том, не сбегаешь ли ты от нас, то строили планы, как будем ездить к тебе в гости.
– Ну так вот, я что подумал, дело не в том, что мне все отказали, а в том, что Москва слишком многолюдна для меня, потому я и отступил.
– Э-э-э, друг, все, тормози, вот это уже с психологом.
Он рассмеялся и крепко хлопнул меня по плечу. Странно, он был таким открытым и закрытым одновременно. Иногда казалось, что рядом с ним я гадкий утенок, слабый и бесхребетный. Он напоминал мне
Глава 5
Женя привез мне все, что я попросил. Допоздна я разгребал черновики, стучал по клавиатуре, внося изменения в текст. Сначала работал в палате, но отбой здесь ранний, пришлось продолжить в коридоре. Устроился на жесткой лавке, скрючившись, но, как говорят, плохому танцору… Вскоре строчки пустились в причудливый танец, теряя смысл. Пришлось сдаться и идти спать.
Проснулся я от ощущения, словно вовсе не спал. Открыв глаза, увидел Алису, склонившуюся над записями.
– Любопытной Варваре…
– Нос на базаре оторвали, знаю, знаю. Да вот только мой еще на месте. – В доказательство она коснулась указательным пальцем заострённого кончика и улыбнулась. – С добрым утром.
– С добрым, что ты тут делаешь?
– Пришла спросить, погуляешь ли ты со мной сегодня? А то, знаешь… – она махнула неопределенно в сторону коридора и скривила по-детски милую гримасу.
Я невольно улыбнулся и кивнул.
– Дай мне двадцать минут.
– Хорошо. – Она счастливая выскочила из палаты.
Я был готов раньше, чем обещал. Застал ее у входа, она ждала, задумчиво уставившись куда-то вверх. Я поднял голову, но ничего не увидел, кроме желтоватого потолка в паутине мелких трещин. Зато беглый взгляд медсестры, брошенный на Алису, от меня не ускользнул. Я кивнул ей, но та, закатив глаза, вернулась к работе.
– А у Константина есть подружка? – спросила спутница, нажимая кнопку лифта. Створки открылись с металлическим лязгом.
– У какого Константина?
– У того самого, который психолог.
Я вздохнул, понимая, что она достаточно долго простояла у тумбочки, чтобы подсмотреть профиль одного из героев горе-романа.
– Есть жена.
– У него кризис среднего возраста?
– Возможно.
Она понимающе кивнула и направилась в сторону парка.
– Жаль его.
– Кого?
– Костю. Мы не видим своего счастья, хандрим попусту.
– Может, закроем тему? Ты влезла в чужие бумаги и даже не стесняешься этого?
– А чего тут стесняться? Я стала случайным свидетелем, как ты вчера.
– Это другое.
– А мне кажется, одно и то же. Расскажи мне, о чем там.
– Не хочу.
– Ладно, – она села, закрыла глаза, подставила лицо ветру. – Знаешь, я ведь тебе вчера рассказала о своих проблемах с медперсоналом.
Я молча сел рядом и стал рассматривать носы ботинок.
– Я рисую, – неожиданно сказала Алиса.
Я вопросительно посмотрел на нее.
– Может, я тебе портрет, а ты мне рассказ?
– Он не закончен.
– А портрет не начат.
Я откинулся на спинку, ища удобную позу, тело ныло.
– Ты ведь не отстанешь?
– Не отстану.
– Что ты хочешь знать?
– Сюжет.
– Сюжет? Он не вызовет ни интереса, ни сострадания, пока остаётся голым скелетом. В истории имеет значение куча разных мелочей: характеры, мотивы, мелкие обстоятельства. Чтобы понять – надо прочесть.
– Тогда дай прочитать.
– Не могу, мне нужно довести до конца. Герои искажают сюжет, и я чувствую, что так будет правильнее, но это в корне меняет идею.
– Разве не ты определяешь, как им жить?