Случайные попутчики
Шрифт:
— Красивые, — сказал Гай.
— Этот мне понравился больше всех, никогда такого не видел, — сказал Бруно, подняв белый вязаный галстук с тонкой красной полоской по центру. — Подумал было оставить себе, но решил отдать тебе. Пусть такой будет только у тебя. Это все тебе, Гай.
— Спасибо.
Гай ощутил неприятное подергивание в верхней губе. Ему вдруг подумалось, что он вполне мог бы сойти за любовника Бруно, которого тот одаривает в знак примирения.
— За плаванье, — поднял тост Бруно.
Бруно сообщил, что утром звонил Анне и та обмолвилась о путешествии. И продолжал талдычить с легкой завистью
— Посмотришь — сразу скажешь: такая чистая! А уж такую… такую добрую нечасто встретишь. Ты, Гай, верно, жутко счастливый.
Он надеялся, что Гай хоть словом или фразой попытается объяснить ему, почему он счастлив. Но Гай отмалчивался, и Бруно почувствовал себя оскорбленным; к горлу у него подступил комок. Ну что он сказал Гаю такого обидного? Бруно очень хотелось опустить ладонь на руку Гая которая покоилась на краю столешницы, — на минутку, как принято между братьями, но он себе этого не позволил.
— Ты сразу ей полюбился или пришлось за ней долго ухаживать, Гай?
Гай слышал, как он повторяет вопрос. Вопрос, которому тысячу лет.
— При чем тут сроки? Это есть — и все!
Он взглянул на узкое одутловатое лицо Бруно, на зализанную прядь, которая придавала его лбу все то же вопрошающее выражение, но в глазах Бруно было куда больше самоуверенности, чем тогда в поезде, и меньше чуткости. Потому что он заполучил свои деньги, подумал Гай.
— Ну, да. Понимаю, что ты имеешь в виду.
Едва ли. Гай был счастлив с Анной, притом что убийство не переставало его преследовать. Он был бы с ней счастлив и без цента в кармане. Бруно передернулся от одной мысли о том, что когда-то надеялся, будто сможет предложить Гаю деньги. Он представил себе, каким голосом Гай сказал бы «нет» и как ушел бы в себя его взгляд, в один миг отбросивший его на много миль. Бруно понимал, что, сколько бы у него ни было денег и как бы ими ни распоряжался, он никогда не добьется того, что есть у Гая. Он уже выяснил, что всегда быть при маме — это еще не залог счастья. Бруно заставил себя улыбнуться:
— Я, по-твоему, нравлюсь Анне?
— Вполне.
— А что ей еще нравится, кроме художественного дизайна? Ей нравится готовить и все такое прочее? — Бруно проследил глазами, как Гай поднял стакан мартини и осушил в три глотка. — Понимаешь, мне просто интересно, как вы вместе проводите время, гуляете там и кроссворды разгадываете.
— И этим балуемся.
— А по вечерам?
— Анна иногда работает вечером. — И он легко перенесся (в обществе Бруно такого с ним до сих пор не бывало) в студию на втором этаже, где они с Анной часто работали вечерами. Время от времени Анна к нему обращается или показывает эскиз, чтобы он оценил, словно работа не стоит ей никакого труда. Когда она быстро ополаскивает кисточку в стакане, вода будто смеется.
— Пару месяцев назад в «Харперз базар» я видел ее рисунок в подборке других работ. Она, по-моему, довольно хороший дизайнер, а?
— Очень хороший.
— Я… — произнес Бруно, кладя руки крест-накрест на стол. — Честное слово, я рад что ты с ней счастлив.
Конечно, он рад. Гай сразу расслабился, и дыхание выровнялось. Однако в эту минуту трудно было поверить, что она принадлежит ему. Подобно богине, она спускалась с небес, чтобы вызволить
— Dea ex machina, [26] — пробормотал Гай.
— Чего, чего?
Почему он сидит здесь с Бруно, ест с ним за одним столом? Сразиться с Бруно или заплакать? Рвущиеся из груди проклятья внезапно растворились в волне сострадания. Бруно не способен любить, но любовь — она-то ему и нужна. Он так потерян, так слеп, что уже не может любить или стать любимым. Ему вдруг открылась, какая это трагедия.
— Ты никогда никого не любил, Бруно?
В глазах у Бруно появилось какое-то незнакомое упрямое выражение. Он подал знак официанту повторить.
26
«Богиня машины» (лат.; правильно — Deus… — Бог) — прием античной драматургии, когда развязка наступала в результате непредсказуемого вмешательства в ход событий и судьбы героев; божество появлялось на сцене посредством механического приспособления.
— Чтоб по-настоящему, так, пожалуй, и нет.
Он облизал губы. Он не только ни разу не влюблялся, но вообще не очень стремился иметь дело с женщинами. Занимаясь с ними любовью, он не мог перестать думать, что все это выглядит довольно глупо, словно наблюдал сам за собой со стороны. Однажды с ним произошло нечто чудовищное — в самом разгаре он начал хихикать. Бруно поежился. Болезненнее всего он переживал именно это отличие, разделяющее их с Гаем, — Гай отдавал себя женщинам без остатка, ради Мириам он фактически губил самого себя.
Гай посмотрел на Бруно, и тот опустил глаза. Бруно ждал, словно Гай должен был объяснить ему, как влюбиться.
— Бруно, ты знаешь величайшую мудрость на свете?
— Я знаю много мудрых вещей, — ухмыльнулся Бруно. — Какую из них ты имеешь в виду?
— Что у всего есть своя противоположность и они очень близки.
— Противоположности притягиваются?
— Не так просто. Я хочу сказать — вот ты подарил мне галстуки. Но мне также пришло на ум, что ты мог бы ждать меня здесь вместе с полицией.
— Упаси Господь, Гай, ты же мой друг! — быстро и отчаянно возразил Бруно. — Ты мне нравишься!
И ты мне, нет во мне к тебе ненависти, подумал Гай. Но Бруно такое не скажет, потому что он-то ненавидит Гая. И Гай точно так же не скажет Бруно — ты мне нравишься, но вместо этого — я тебя ненавижу, потому что на самом деле Бруно ему нравится. Он сжал зубы и помассировал лоб пальцами. Он уже предвидел, что равновесие между волей и безволием задушит в зародыше все его действия еще до того, как он к ним приступит. Именно это равновесие и заставляет, например, его сейчас покорно сидеть. Он вскочил, и только что поданные коктейли плеснули на скатерть.