Случайные попутчики
Шрифт:
Бруно обиделся, что никто не захотел повторно отведать его специально отобранного напитка и не пожелал спеть. Его убило, что Хелен назвала песню «Туманная, туманная роса» унылой. Он любил эту песню. Когда еще они соберутся вот так, все вместе? Он и Гай. Анна. Хелен. И приятель Гая. Он вертелся на угловом сиденье, оглядывался, пялился на тонкую линию горизонта, исчезающую и вновь встающую из высоких волн, на все более узкую полоску берега за кормой. Он попытался разглядеть вымпел на верху мачты, но она качалась, и у него закружилась голова.
— Когда-нибудь
Хелен болтала с Анной, изображая руками в воздухе что-то вроде мяча, а Гай объяснял Бобу устройство мотора. Гай наклонился, и Бруно заметил, что складки у того на лбу стали глубже, а глаза все такие же грустные.
— Неужели ты ничего не понимаешь! — Бруно дернул Гая за руку. — Ты даже сегодня не можешь не быть серьезным?
Хелен начала было про то, что Гай всегда серьезный, но Бруно оборвал ее, потому что она ни черта не понимает, какой Гай серьезный и почему. Он благодарно улыбнулся в ответ на улыбку Анны и снова извлек фляжку.
Но Анна и Гай снова отказались от коньяка.
— Я же купил его специально для тебя, Гай. Думал, тебе понравится, — сказал Бруно с обидой.
— Выпей, Гай, — попросила Анна.
Гай отхлебнул глоток.
— За Гая! За гения, друга и партнера! — провозгласил Бруно и выпил. — Гай и вправду гений. Вы это хоть понимаете?
Он обвел их взглядом, подавив желание обозвать сборищем тупиц.
— Разумеется, — согласился Боб.
— Раз вы старый друг Гая, — поднял фляжку Бруно, — выпью и за вас!
— Спасибо. Я очень старый друг, один из старейших.
— Сколько лет вы знакомы? — с вызовом спросил Бруно.
Боб посмотрел на Гая, улыбнулся:
— Лет десять будет.
Бруно нахмурился.
— Я знаю Гая всю жизнь, — тихо сказал он с угрозой в голосе. — Спросите его самого.
Гай почувствовал, что Анна выдернула ладонь из его руки. Он увидел, что Боб в замешательстве хихикнул. На лбу у него выступил холодный пот. Как всегда с Бруно, он утратил последние остатки спокойствия. Ну почему он каждый раз надеется, что вдруг да сможет вынести его общество?
— Давай, Гай, скажи ему, что я твой самый близкий друг.
— Да, — сказал Гай. Он ощущал напряженную полуулыбку Анны, ощущал ее молчание. Уж теперь-то она все знает и просто ждет, что они с Бруно вот-вот скажут об этом в открытую. Он вдруг почувствовал — как в ту пятницу вечером в кафе, — будто уже рассказал Анне всю правду. Он вспомнил, что собирался рассказать, а то, что пока еще не рассказал и Бруно в очередной раз играет с ним в кошки-мышки, — это представлялось последней, заслуженно мучительной карой за промедление.
— Конечно, я свихнулся, — крикнул Бруно Хелен, которая отодвинулась от него на сиденье, — да так свихнулся, что взял да и выпорол весь свет! А если кто в это
Он рассмеялся, но смех, как он заметил, вызвал одно только удивление на расплывающихся тупых лицах; лица ответно задергались в смехе.
— Мартышки! — жизнерадостно бросил он им.
— Кто это? — шепнул Боб Гаю.
— По части выпивки вы точно супермен, — заметила Хелен.
— Неправда! — возразил Бруно; он с трудом поднялся, опираясь на сиденье коленом.
— Чарлз, уймитесь! — попросила Анна, но улыбалась при этом, так что Бруно только ухмыльнулся в ответ.
— Я отвергаю, что она сказала про меня и про выпивку!
— О чем он болтает? — вопросила Хелен. — Вы что, уложили на пару крупную дичь на бирже?
— Что мне г…нная биржа! — и Бруно замолк, подумав об отце. — Йи-хо-у-у! Я техасец! Ты катался в Меткафе на карусели, Гай?
У Гая дернулись ноги, однако он не встал и даже не поглядел на Бруно.
— Ладно, я сяду, — заявил ему Бруно. — Но ты меня разочаровал. Ты меня ужасно разочаровал!
Бруно потряс опустевшей фляжкой и выбросил ее в море.
— Он же плачет, — сказала Хелен.
Бруно поднялся и выбрался из кокпита на палубу. Ему хотелось уйти далеко-далеко от всех них, даже от Гая.
— Куда он пошел? — спросила Анна.
— Пусть идет восвояси, — пробормотал Гай, пытаясь прикурить сигарету.
Последовал всплеск, и Гай понял, что Бруно свалился за борт. Никто не успел и слова вымолвить, как Гай уже был на палубе.
Он побежал на корму, на ходу сдирая с себя пальто. Почувствовав, что кто-то схватил его сзади за руки, он обернулся, ударил Боба в лицо и бросился в море. Исчезли голоса, исчезла качка, все на мгновение застыло в мучительном покое, затем начался подъем на поверхность. Двигаясь, будто в вате, он освободился от пальто, медленно-медленно, словно вода, такая холодная, что это уже не холод, а боль в чистом виде, успела сковать его члены. Подпрыгнув в воде, он увидел — далеко, неимоверно далеко — голову Бруно, похожую на обросший водорослями полупогруженный круглый камень.
— Тебе не доплыть до него! — заорал Боб, но его голос пригасила плеснувшая в ухо волна.
— Гай! — пронесся над водой крик Бруно, предсмертный вопль утопающего.
Гай выругался. Он доплывет. Сделав десяток саженок, он снова подпрыгнул в воде, но Бруно не было видно.
— Бруно!
— Вот там, Гай! — Анна показывала рукой с кормы.
Гай ничего не видел, но, доплыв до места, где, помнится, Бруно вынырнул в тот раз, ушел под воду, широко раскинув руки, нашаривая вслепую судорожно вытянутыми пальцами. Вода сковывала движения. Как в кошмарном сне, подумал он. Как на том газоне. Он вынырнул, попал под волну, хлебнул воды. «Индия» оказалась совсем не там, где он ожидал, и разворачивалась. Почему они не подскажут, куда ему плыть? Или им все равно?