Случайные смерти (сборник)

Гоуф Лоуренс

В 9.30 в кухне Паркер зажегся свет. Рикки вгляделся в окно. Не было видно ни Паркер, ни кого–нибудь еще. Ни следа движения. Она пришла, или лампы включались автоматически в определенное время? Рикки посмотрел на часы. Он был совершенно уверен, что кухня осветилась ровно в полдесятого. Он вылез из машины, помочился в канаву, застегнулся. Старуха с котом так и не вернулись – или Рикки их проглядел.

Он вдруг сообразил, что у дома должен быть черный ход, может, даже подземный гараж. Что на него нашло? Он сунул «смит» за пояс штанов, захлопнул дверцу и пересек

улицу.

Квартира Паркер была на третьем этаже. Приехал лифт, он вошел и нажал кнопку tres.

Дверь полицейской дамочки была из листовой стали, выкрашенной в бежевый цвет. На уровне Риккиной макушки в металл врезан глазок. Он встал на цыпочки и заглянул внутрь, увидел, как в фотообъективе, то, что, вероятно, служило гостиной. В квартире было тихо. Рикки постучал трижды, достаточно сильно, чтобы заболели костяшки пальцев.

Тишина.

Рикки прижал ухо к двери. Тишина. Он оглядел пустую лестничную площадку, затем осмотрел замки. Невозможно проникнуть, не взломав, не оставив видимых следов.

Но ждать в машине уже невмоготу. Он снова постучал, затем отступил, вытащил «смит» и прицелился в глазок.

Никого дома.

Он спустился на первый этаж и нашел в списке жильцов имя смотрителя.

Смотрителя звали Бруно Гребински. Он открыл дверь с бумажной салфеткой, заткнутой за ворот темно–коричневой рубашки, и с пустой вилкой в руке.

Рикки сказал:

– Мистер Гребински?

Человек кивнул, прожевал и проглотил. Ему было лет за шестьдесят. Худой наверху и толстый посредине. Очки в золотистой металлической оправе. Рикки сунул дуло пистолета ему в живот, втолкнул внутрь так, чтобы можно было захлопнуть ногой дверь.

В дальнем конце гостиной был альков–столовая. Женщина, сидящая спиной к ним, спросила: Что там, Бруно?

Рикки сказал:

– Мне нужен ключ от квартиры 317.

Оттого ли, что голос показался ей незнакомым, но женщина обернулась. Рикки пригрозил ей пистолетом, затем снова взял под прицел мужа. Женщина сказала:

– Я говорила тебе, нельзя сдавать квартиру полицейским.

Бруно протянул Рикки ключ.

– Надеюсь, вы знаете, что делаете, молодой человек.

Рикки развернул два стула спинка к спинке. Оторвал провода от тостера и блендера, прикрутил Бруно к одному из стульев, телефонным проводом связал его разговорчивую жену. В бумажнике Бруно нашлось одиннадцать долларов. С виду он был из тех, кто хранит сбережения под матрацем. Рикки пошел в спальню и проверил кровать. Не угадал. Перерыл письменный стол. Мальчишкой он обшарил немало квартир. Ему всегда доставляло удовольствие совать нос в чужие жизни, копаться в крошечных глупых людских секретиках.

В нижнем ящике в двух непарных носках лежали толстые пачки пятидесятидолларовых бумажек. Рикки сунул деньги в карман. Остались только побрякушки, которыми даже оранжевый кот побрезгует. Он вернулся в гостиную. Лицо Бруно Гребински потемнело, когда он увидел носки в руках у Рикки.

Рикки сказал:

– Широко открыть, – и засунул один носок в рот Бруно, другой в рот жены.

Слезы бежали по лицу смотрителя. Его

жена зудела, чтобы он не сдавал квартиру полицейским. И из года в год приставала, чтобы отнес деньги в банк. Господи, теперь она ему все мозги вынет.

Гребински выплюнул носок и стал ругать Рикки.

Рикки сказал:

– Заткнись!

Его большой палец нажал на курок, когда он попытался выхватить пистолет из–за пояса. Он часами репетировал это движение перед зеркалом, все всегда проходило гладко. На этот раз вышло по–другому. На этот раз мушка «смита» зацепилась за фигурную серебряную пряжку.

Рикки почувствовал, как что–то впилось в мышцы живота, пронзило его, разорвало изнутри. Он тяжело осел на пол.

Мистер Гребински перестал кричать.

Рикки выронил пистолет и теперь нигде не мог его найти. Он уставился на Гребински.

– Что случилось, старик?

– Ты застрелил себя, идиот.

Рикки кивнул. Да, это его кровь. Надо было сразу сообразить.

Он медленно поднялся на ноги, побрел к дивану, споткнулся и рухнул на мягкие розовые подушки.

На ковре была кровь. Кровь на диване. Он был весь в крови от пояса до щиколоток. Сколько крови он потерял? Уйму. Слишком много. Он стал возиться с рубашкой. Пулевое отверстие темнело чуть ниже и левее пуговицы на животе. Дырочка была совсем маленькая, но кровь била фонтаном, темным, сплошным потоком переливалась с коленей на диван.

Рикки вспомнил, как заряжал «смит». Какие они были тяжелые и толстые, патроны 40–го калибра. А теперь один из них сидел внутри него, глубоко внутри. Он сказал:

– Вызовите «скорую».

Бруно Гребински ответил:

– Надо было об этом раньше думать, когда отрывал телефонный провод.

– Я ранен…

– Хочешь, чтобы я помог, подойди и развяжи меня. Блуждающий, туманящийся взгляд Рикки привлек блеск меди.

Стреляная гильза лежала на ковре в двух шагах от него, в русле медленно разливающейся реки крови.

Рикки попробовал остановить кровотечение руками. Силился зажать рану, но не смог. Кровь струилась меж пальцев. Он попытался позвать на помощь. Вместо криков получался только шепот.

Бруно Гребински сказал:

– Ты хотел нас убить, да?

Рикки кивнул.

– Тогда почему ты не в маске?

Это был легкий вопрос – ему просто не пришло в голову. Он всегда действовал по наитию. Он попытался объяснить это тупице–смотрителю, но губы не слушались, и никто ничего не услышал.

Голова Рикки упала на плечо.

Миссис Гребински зажмурилась, но Бруно сидел на своем стуле перед тарелкой с остывающим бифштексом и смотрел, как Рикки умирает. Он не испытывал ни капли жалости. Риккин взгляд, холодный, как ледышка, когда он ткнул пистолет ему в живот, избавил старика от всякого сочувствия.

Да и пистолет был совсем рядом, возле дивана, прикрытый подушкой, но вполне доступный, если Рикки вздумает им воспользоваться.

Краешком глаза Рикки видел, как лужа крови медленно подбирается к гильзе. Что она наделала, эта пуля, если из него утекает жизнь. Обессилев, он закрыл глаза.