Случайный хозяин для невольницы
Шрифт:
Было больно и обидно. И непонятно.
Я попыталась с ней поговорить, но была удостоена только пренебрежительного шипения. Слов до конца не разобрала, но там явно прозвучало что-то из разряда «еще и лечить тут всяких». Кого именно «всяких» для меня осталось загадкой. То ли дурочек, сбегающих ночью из лагеря, то ли невольниц, которым не место в этом самом лагере.
Когда она пришла ко мне в третий раз, день уже клонился к вечеру. Едва я увидела хмурую физиономию, как стало тошно. Сейчас она снова меня обдерет! Не дожидаясь ее
— Сядь ровнее! Подол выше, — голос у нее был раздраженный, а все движения какие-то нервные и отрывистые.
Я молча повиновалась. Только зажмурилась изо всех сил и губы закусила, чтобы не ойкнуть, когда она в очередной раз щедро полила меня чудодейственным снадобьем.
— Нечего тут дергаться! — Марьяна все-таки заметила мои гримасы, — не так уж и больно.
— Это я от удовольствия, — коротко огрызнулась, за что была удостоена еще одного раздраженного взгляда, — у тебя такая легкая рука, что просто блаженство.
Молодая лекарка подобралась, как кошка перед броском. Однако я так и не узнала, что она хотела мне сказать, поскольку в коридоре раздались легкие шаги и, спустя миг, на пороге появился Хельм.
— Эх, ты, — бросил взгляд на мою юбку, задранную выше некуда. Я тут же испуганно одернула ее вниз и покраснела. Джинн торопливо отвернулся, — извиняюсь. Не подумал о том, что можете быть заняты чем-то важным.
— Нет, нет, что ты, — пропела Марьяна, — мы уже закончили.
Тут уже настала моя очередь хмуро на нее смотреть. Куда делась злая драная кошка? И где раздраженный голос? Что это за превращения?
Марьяна тем временем улыбалась. Вполне себе приветливо и очень даже мило. И улыбка эта предназначалась именно Хельму. Что ж, это много объясняло.
— Как прошел день? — она как бы случайно поправила выбившийся из-под шапочки локон, напомнив мне в этот момент деревенских девчонок, которые красовались перед понравившимися парнем.
— Пфф, — он махнул рукой, — кухня наше все. Мне сегодня доверили отскребать с противня припекшиеся куски чего-то зеленого и вонючего.
Джинн передернул широкими плечами.
— Ты приходи в лазарет, я тебе освобождение дам, — кокетливо предложила Марьяна, заботливо укрывая меня пледом.
— И по какому поводу будет освобождение? — Хельм бросил быстрый взгляд через плечо и, убедившись, что я уже в приличном виде, обернулся к нам.
— Ну не знаю, — замялась девушка, — скажем, что упал…
— И заработал ушиб всего джинна, — беспечно рассмеялся мой хозяин, качая головой
Марьяна смутилась, а я вздрогнула, изумленно уставившись на молодого мужчину.
Это смех… Такой искренний, открытый, от души… Он как ножом под сердце. Стоило его услышать, и какая-то часть меня взволнованно сжалась.
— Спасибо, Марьян, но боюсь, Овеон
— Конечно, — лекарка выдавила из себя приветливую улыбку, но я снова словила от нее быстрый, ревнивый взгляд.
Она собралась: скинула в коробку старую повязку, туда же бросила пустой пузырек и, гордо задрав нос, вышла из палаты, оставив нас с Хельмом наедине.
— Ну, как ты тут? — он плюхнулся на стул, с интересом осматриваясь по сторонам.
— Нормально, — сдержано буркнула я.
— Нормально — это не ответ, — посмотрел на меня с легкой усмешкой.
Глаза у него были такие темные, что с трудом удавалось рассмотреть их цвет. Грифельно-серые. Светлее у зрачка и почти черные по краю.
— У меня все в порядке.
— Во-о-от, — протянул удовлетворенно, — уже лучше. А теперь подробнее и с выражением.
Я нахохлилась, не понимая, чего ему от меня надо, а Хельм продолжал смотреть и улыбаться.
— Нога почти не болит, — наконец, выдала скупую фразу.
Он кивнул и дальше смотрит, ожидая продолжения.
— Меня здесь кормят. Хорошо.
— Угу, — снова смотрит.
— Мажут всякой гадостью.
Опять хитрый взгляд.
— Слушай, чего ты от меня хочешь? — наконец, не выдержала я
— Хочу, чтобы ты со мной говорила. И оставь уже в покое несчастную тряпку.
Опустив глаза, я обнаружила, что во время этой скупой беседы, скрутила край одеяла в тугую трубочку. Это все нервы. Расправила ее поспешно и ручки сверху сложила, всеми силами пытаясь удержать их в спокойном состоянии и снова не начать ничего теребить.
Джинн нахмурился, отчего у меня снова екнуло где-то слева.
— Что? — поинтересовалась осторожно я. Когда бабка хмурилась, ничем хорошим мне это не светило.
— Не обращай внимания, — он опять улыбнулся, но как-то невесело, — Голова трещит, уже который день подряд. Это точно все из-за поганой кухни. Я как начинаю посуду мыть — дурно становится. В висках будто барабаны стучат.
— Попроси Марьяну помочь. Она, по-моему, была очень не против тебя спасти.
— А ты оказывается язва? — джинн посмотрел на меня искоса, и в этом взгляде мне почудилось одобрение.
Не язва, но бабушка часто начинала сердится, когда я пыталась ей что-то ответить. Говорила, что я слишком болтлива и сую свой нос туда, где ничего не понимаю. Впрочем, она всегда сердилась, стоило мне только появиться в поле зрения.
— Бен сказал, что ты быстро поправляешься, и завтра он тебя отпустит, — Хельм легко сменил тему, почувствовав, как я опять напряглась.
— Хорошо, — кивнула, хотя ничего хорошего и не видела. Пока лежала в лазарете, жизнь казалась проще, а теперь снова предстоит вернуться в ту комнату, где жил джинн.