Случайный рыцарь

Сноу Николь

Давайте. Скажите, что это смешно.

Я достаточно изучала психологию и знаю, что люди, потерявшие любимых, предпочитают вводить себя в заблуждение. И я знаю, что поступаю глупо, но это помогает смириться с наследством, с этим бременем, вообразить которое я не смогла бы.

Вздохнув, я иду через прихожую и поднимаю взгляд на широкую лестницу. Моя комната будет выглядеть именно так, как я ее оставила. Я быстро осматриваю гостиную, а затем кухню.

Вау.

Я помню, что речь шла о небольших новшествах, но… они такие, что у меня отвисает

челюсть.

Новые столешницы и блестящие приборы. Старое истертое дерево заменено на гладкий мрамор, нержавеющую сталь и модную европейскую плитку.

– Ни фига себе, – шепчу я. Это произвело бы впечатление даже на мать.

Кухня выглядит фантастически. Все эти новшества совершенно не портят присущий дому шарм. Лучшее из обоих модных течений объединено блестящим мастерством деда.

Странно, но я не могу представить его, использующего всю эту красоту для приготовления еды. Он был любителем стейка с картошкой, хотя и мог приготовить что-то невероятное, когда принимал гостей. Поэтому мне интересно, зачем он так заморочился всего лишь для…

Ба-бах!

Шум эхом разносится по дому.

И я замираю на месте, затаив дыхание. С напряженной спиной я рассматриваю потолок и прислушиваюсь. Нет, это точно не там.

Я вздыхаю с облегчением, замечая вентиляционное отверстие под колышущимися от сквозняка шторами. День теплый, но датчики все еще реагируют на прохладу, так что это просто включилось отопление.

Повезло. Не нужно включать термостат в кабинете.

Следует осмотреть дом, чтобы очередной бытовой шум не испугал меня до обморока. Да и стоило бы занести сумки, прежде чем идти на разведку в кухню. Инвентаризация холодильника и шкафчиков – дело нескорое, и мне понадобится время, чтобы по-настоящему со всем разобраться.

На самом верху лестницы я поворачиваю налево. В конце коридора – моя комната рядом с двумя другими спальнями и ванной. И я бы увидела такие же комнаты, расположенные в зеркальном отображении, если бы повернула сейчас направо.

Но точно не в этот раз.

Я снова слышу этот звук. И в этот раз никакой ошибки. По шее бежит холодок.

Я останавливаюсь. Прислушиваюсь. Уши такие горячие, что прямо полыхают. Господи, я здесь не одна. В доме есть кто-то еще.

Я собираюсь сделать шаг вперед – или это будет назад? Я должна отойти подальше от злоумышленника, может, добраться до одного из каминов и найти какой-нибудь тупой тяжелый предмет, прежде чем…

Поздно.

Дверь ванной распахивается, а мое сердце подскакивает к самому горлу.

В коридор выходит огромный накачанный мужик. Его похожие на пушки ручищи и грудь украшают татуировки. Он полностью обнажен, если не считать белого полотенца на бедрах.

Как любой здравомыслящий человек в подобной ситуации, я совершаю единственно возможное действие, продиктованное инстинктом самосохранения.

Ору изо всех сил.

II: Подписать

здесь

Дрейк

Что за хрень?

Пронзительный крик ввинчивается в виски, как будто я стою прямо напротив сирены, предупреждающей о надвигающемся торнадо. Черт возьми, Джон, ты не предупреждал, что твоя внучка визжит так, что вполне может воплями разбить все стекла в доме!

Я касаюсь виска пальцами, с трудом помня о том, что надо бы придержать замотанное на талии полотенце. Последнее, что мне сейчас надо, – это получить очередную порцию визга еще и за нечаянный стриптиз.

Дикая головная боль – подарок, доставшийся мне от военного прошлого. Взрыв самодельной бомбы повредил нервные окончания, вследствие чего какие-то звуки я не могу слышать совсем, а другие провоцируют моментальную и сильную головную боль.

– Убирайся, убирайся, убирайся, мерзавец!

По крайней мере, сейчас она просто кричит. Уже прогресс.

– Успокойтесь, леди! Это всего лишь я, Дрейк Ларкин. Вы что, не получили записки?

Судя по ее реакции – это большое жирное нет.

Она отшатывается назад, к стене.

– Я не знаю никакого Дрейка Ларкина! Это дом моего дедушки и… Убирайся! – Ее глаза широко раскрываются, когда она выплевывает последнее слово, будто копье в меня кидает.

Твою мать.

Снова приступ боли. Когда ее визг возносится к пиковой точке, я вздрагиваю и рычу прямо ей в лицо:

– Да прекрати ты орать, ради бога! Я в курсе, что это дом Джона. Я работал на него!

Клянусь, она вот-вот продавит стену своей задницей. Но она затыкается, уставившись на меня растерянными глазами.

– Работал на него? Что?

К счастью, она берет на полтона ниже, и я могу наконец убрать руку от виска. Слава богу, приступ стихает так же быстро, как и возник.

Так, ладно.

Джон говорил ей обо мне, верно? Черт возьми, о ней он говорил более чем достаточно. Но если это так, то мое присутствие здесь не должно быть для нее таким шоком.

– Здесь, на ранчо, – говорю я, изо всех сил стараясь не звучать слишком уж саркастично. – Вообще везде, где ему нужна была помощь. Я работаю на него уже много лет.

– Вы? – она едва шепчет. – Подождите. Вы говорите, что вы и есть тот… его компаньон? Помощник? Его старый армейский приятель?

С трудом сдерживаю хмыканье.

Меня никогда не называли чьим-либо «компаньоном». Да, я служил в армии, как и Джон, но совершенно точно не в то же время. Война в Корее закончилась задолго до того, как Дядя Сэм [6] призвал меня к исполнению долга в недавних заварушках – в Афганистане и Ираке.

– Но что вы делаете здесь, в доме? – спрашивает она, бегло осматривая меня. – Дедушка всегда говорил, что вы живете в коттедже.

6

Дядя Сэм – персонифицированный образ Соединенных Штатов Америки.