Слуга царю...
Шрифт:
— Господа! Слушайте! «Прошу предоставить мне письменный приказ о сдаче крепости за вашей личной подписью», — прочел он с листа. — Генерал Корф!
— А! — торжествующе воскликнул Владимир, вскакивая со стола. — Спекся Корф! Спекся немчура! Победа?..
— Не торопитесь, Владимир Довлатович, — осадил его Бежецкий. — Здесь все более или менее ясно, но вот господа думцы меня очень беспокоят… Не хотелось бы, чтобы именно оттуда мы получили предательский удар в спину.
— Это точно! Думцы они такие! — подтвердил Бекбулатов.
— Поэтому, Штаб-ротмистр Бекбулатов, — перешел
— Точно так! — ухмыльнулся экс-гусар, застегивая свой комбинезон и шагая к двери. — Наведем…
— Только без стрельбы, мордобоя и членовредительства, Володя! — крикнул Бежецкий уже в пустой дверной проем.
— Будь спок, Саша… — донеслось откуда-то издалека. Ну и ладно. С близнецом нужно побеседовать без свидетелей. Дело-то более чем семейное…
Генерал-губернатор Санкт-Петербурга князь Карпинский, побледнев, не смог удержать поминальника, выскользнувшего из вспотевших ладоней и глухо стукнувшего об пол.
— Ну? — Челкин тряс безвольного Аристарха Леонидовича за лацканы растерзанного мундира словно тряпичную куклу. — Что там?..
— Только что барон Корф сдал инсургентам Петропавловскую крепость, — промямлил Карпинский, едва не теряя сознания от ужаса. — Это конец…
Отшвырнув генерал-губернатора в сторону, Челкин, зарычав от ярости, рванул воротник собственного мундира, содрал и отшвырнул, скомкав, голубую орденскую ленту и, не обращая внимания на знак ордена Андрея Первозванного, тяжело звякнувший о паркет прямо в ноги Карпинского, кинулся к столу.
Аристарх Леонидович, присев на корточки, благоговейно, дрожащими руками, поднял орден, колющий глаза сотнями бриллиантовых лучиков. Взгляд его прожигал спину такого обожаемого еще несколько часов назад, а теперь горячо ненавидимого временщика, на глазах теряющего ореол богоизбранности и всемогущества. Прижав к груди тяжелую драгоценную вещицу, несостоявшийся царедворец неслышными шагами покинул кабинет за спиной. Челкина, который совсем позабыл о его существовании…
30
Барон Корф выполнил приказ о сдаче Петропавловской крепости с неукоснительностью бывалого служаки, встретив отряд во главе с Бежецким чуть ли не барабанным боем, знаменами и ключами на бархатной подушке.
Ничего подобного, конечно, не было и в помине, но ни малейшего сопротивления инсургентам, занимавшим все ключевые посты в старинной фортеции, столетия назад потерявшей свое стратегическое значение, не чинилось, даже наоборот… Будь у новых хозяев крепости какой-нибудь собственный флаг, сдавшиеся тут же подняли бы его на флагштоке, но, увы, о подобных мелочах никто из них не позаботился…
Увидев перед собой покрытого пылью и изрядно уставшего князя Бежецкого, который, как он лично на всякий случай убедился, в данный момент преспокойнейшим образом делил камеру в Алексеевской равелине с бывшим своим начальником по жандармскому корпусу генералом Корбут-Каменецким и полковником той же службы Ацибашевым, барон испытал настоящий шок. Он-то, как и большинство
— Да, конечно, конечно, Леопольд Антонович, — милостиво отпустил выглядевшего совершенно выбитым из колеи немца восвояси «единый в двух лицах» Бежецкий: он-то точно знал, что именно так смутило коменданта Петропавловки. — Отдохните немного, приведите себя в порядок… Я думаю, государыня и его величество, когда поправится, естественно, достойно отметят ваши заслуги перед Отечеством…
Еще через несколько минут Александр уже стоял перед окованной клепаным железом дверью, ведущей в нужную ему камеру. Вздохнув, он вынул из кармана черную шапочку-маску, которая, как оказалось, была в ходу у спец-назовцев и этого мира, и натянул ее на голову, тут же превратившись в безликий манекен.
— Побудьте пока здесь, — больше попросил, чем приказал он своим спутникам с Петенькой Трубецким, гордым оказанной ему честью, во главе. — Я войду один…
Через пару секунд, аккуратно притворив за собой дверь, свое узилище покинули генерал Корбут-Каменецкий с полковником Арцибашевым, ничего не понимающие и даже несколько недовольные, так как неожиданный визит неизвестного вояки в черной маске и с очень знакомым голосом и последовавшая «амнистия» оторвали их от увлекательнейшей партии в вист…
Оставшись наедине со своим «альтер эго», Александр открыл лицо и, расстегнув тугую портупею, устало присел на освободившуюся койку:
— Ну, здравствуй, брат-близнец… Давненько не виделись…
— Значит, опять ты разгреб за меня все авгиевы конюшни, брат? — Слушавший рассказ Александра шагая из угла в угол помещения, Бежецкий остановился в центре камеры и покачивался с каблука на носок. — А теперь, значит, принес мне победу на блюдечке… На, дескать, братик, подарочек: бери и пользуйся, как захочешь… Хочешь, скушай или на стенку повесь в рамочке, а хочешь — в сортир выброси… Так, что ли?
— Не совсем… — замялся Александр. — Но…
— Но в общих чертах… — подхватил Бежецкий.
Оба замолчали, пристально изучая друг друга, опять поддавшись странному чувству, словно каждый из них сидел перед зеркалом. Был, знаете ли, некогда в комедийном кинематографе такой трюк: два похожих человека, стоя перед пустой рамой, изображали, будто смотрятся в зеркало, уморительно копируя ужимки и гримасы своего визави… Хотя двум очень похожим мужчинам сейчас было не до паясничанья…
— А ты постарел, — нарушил молчание тот, который был одет в распахнутый парадный мундир уланского полковника. — Морщин добавилось, седины. Нелегко пришлось?