Слуга Смерти

Соловьев Константин Сергеевич

— Колесить вечно по улицам? — я пожал плечами. — Хорошая же задумка. За ворота нас не выпустят, раз такое дело. Я уверен, что охрана получила распоряжение задерживать любого тоттмейстера, который попытается покинуть город, а уж с экипажем… Можно заранее написать краской на боку: «Тут укрывается беглый убийца и смертоед Курт Корф».

— Верно мыслишь, — подмигнул Макс, отхлебнув из фляжки. — Но и я не дурак. На восточных воротах сейчас стоит один мой знакомец, скажем так, обязанный мне некоторым образом. Он там офицером.

— Полезное знакомство, — только и нашел, что сказать я.

— Уверяю, совершенно

случайное, — отмахнулся он. — Это вышло в прошлом году, и весьма нелепо. Проезжал я как раз этими воротами по какой-то служебной надобности, не помню уж… Смотрю, шум какой-то. Что ты думаешь? Оказалось, какой-то пришлый — не то поляк, не то мадьяр — буянит, скандал чинит. Пьяный, понятно… Не помню уже, из-за чего там шум поднялся, но разозлился на него офицер при воротах. Подошел, да как приложит палицей своей по шее… Кто ж знал, что тот слабоват окажется. Моментом дыхание вышло, хлопнулся и лежит. Крики, плач… Как назло, кто-то из важных жандармских инспекторов на проверку спешит, а тут на, пожалуйста — мертвец свеженький, да еще и, вроде как, безвинный. За такое известно что бывает, не только чин, но и голову в придачу потерять можно запросто. Ну и подскакивает ко мне этот жандарм-убивец, руку целует, плачет: «Защитите, господин тоттмейстер, век не забуду!». А мне и забавно стало. Поднатужился, поднял этого мертвого остолопа, не так уж и тяжело было. И пошел тот, шатаясь, да в проверяющего как раз и врезался! Тот в ор: «Что такое! Как смеете! Хауптман, а ну шомполов пьяному подлецу!». Жандармы и довольны, оттащили покойника в сторону, да где-то вечером во рву и прикопали. Такое дело.

— Милая история.

— А, и не такое бывало… Словом, за ворота нас пропустят. А дальше… В общем, есть у меня один домик на отшибе, часа два езды будет. Даже не домик, так, хибара… Тетка наследство оставила уже Бог знает сколько лет назад, все руки не доходили взяться за ту разруху. Там ни души, паутина… Зато и не знает никто. Провианта я прихватил, вода есть, оружие оставлю. Будешь жить, аки отшельник-богомолец в благости и душевном спокойствии. Петера я тоже, пожалуй, оставлю там, нечего ему в городе болтаться, и так уже набегался. А, Петер?

— Да, господин Макс, — едва слышно отозвался с козел Петер, которого, кажется, такая судьба ничуть не смущала.

— Славный парень, — вздохнул Макс, пряча фляжку. — И смелый, что главное. Ладно, вижу, устал ты, потрепало тебя сегодня прилично… Устраивайся на подушках, ехать нам еще долго.

* * *

К указанному дому подъехали уже в глубокой темноте. Меня разбудил громкий скрип экипажа, а потом я почувствовал, что движение прекратилось. Снаружи мел ветер, гладя точно тяжелыми шершавыми ладонями тонкие стенки. Обнаружив, что Макс уже вышел, я открыл дверь. Пахло чисто и привольно: степью, ночью, какими-то травами, бурьяном. Пахло так, как никогда в городе, запах нес какие-то новые мысли, пока еще слишком смутные, чтобы толком оформиться, и новые чувства, слишком забытые для того, чтобы в полной мере проявиться. Ночное майское небо висело так низко, что заставляло машинально пригибать голову. Редкие звезды тлели холодными болотными огоньками.

— Как в старые времена, — сказал Макс, вздохнув во всю огромную грудь. — А? Давно нам, двум старым городским крысам, не случалось глотнуть свежего воздуха!

Видно, ему тоже что-то

припомнилось из прошлого.

Дом оказался и вправду развалиной, но развалина эта была достаточно солидного размера — глядя снизу вверх на крепкие, хоть и подгнившие стены, на крутую крышу, крытую черепицей, я подумал, что здесь наверняка будет удобнее, чем в сгоревшей пекарне. Петер, не дожидаясь указа, начал заносить внутрь припасы — корзины с провизией, фляги, ящик вина, табак… Это казалось приготовлениями к долгой и сложной осаде.

— А что ты? — спросил я у Макса, который ежился на ветру и прятал подбородок в воротник.

— А что я… Вернусь в Альтштадт. Буду тебя ловить.

— А убийца?

— Да что убийца… Следов нет, зацепок нет, свидетелей и подавно. Ты свою роль уже исполнил, как понимаешь. Во всех актах и мизансценах, чтоб тебя… От всех жандармов города мы тебя уже не убережем.

— Значит, безнадежно. Если, конечно, он не совершит еще убийства.

— Наверно, — сказал Макс, но как-то рассеянно. — А может, и нет.

— Что ты имеешь в виду?

— Давай внутрь зайдем, холодает к полуночи…

Запах запустения ощущался едва ли не кожей. Тот самый запах, который образовывается, вбирая в себя и клочья паутины, и саван пыли на мебели, и гнильцу стен. Предусмотрительный Макс захватил с собой маленькую керосиновую лампу, теперь она нагревалась, освещая просторную комнату жидким желтоватым светом. Обнаружился траченный термитами диван, осевшие кресла, уродливо-гротескный, в духе середины прошлого столетья, стол…

— Так о чем ты говорил? — спросил я, обозревая эту безжизненную картину. Кажется, долгие десятилетия здесь умирали лишь мухи, да и те — от скуки.

— Да видишь ли, — Макс на удивление не спешил высказывать мысли вслух. — В общем, есть у меня кое-что. Так, догадка, глупость.

— Ну так давай. Я и тем похвастаться не могу.

— В общем… Мне кажется, я знаю, кем он может быть, наш таинственный убийца-сумасброд.

То ли он нарочно испытывал мое терпение, то ли сам пытался мысленно сформулировать что-то для себя, но я едва подавил желания схватить его за воротник.

— Да говори ты, дубина!

— Антон Кречмер, — тихо сказал Макс, глядя на меня с выражением какого-то невеселого удовлетворения. — Господин обер-полицмейстер Его Императорского Величества полицай-президиума города Альтштадта.

Мне показалось, будто на мою голову вторично, как тогда, во Франции, обрушилась окованная стальными полосами палица. Только после крепкого удара обыкновенно ломит в висках и перед тазами темнеет, сейчас же в голове у меня воцарилась полнейшая тишина.

— Да ты пьян… — пробормотал я зачем-то, хоть и прекрасно видел, что Макс ни в одном глазу, более того, даже легкий коньячный хмель совершенно из него выветрился.

— Да нет. Ты подумай. Сам долго соображал, клеил друг к другу… Да вот и вышло. Думай, думай, Шутник.

— И думать нечего!

— Ты погоди… — он мягко тронул меня за плечо. — Я тоже сперва решил, что вздор. Но очень уж все странно складывается и склеивается… Во-первых, сами покойники. Я имею в виду головы. Ты же не будешь отрицать, что господин обер-полицмейстер разбирается в наших методах?

— И недурно, — признал я. — Он работает с тоттмейстерами бок о бок не один год, со мной в том числе. Но это не дает повода говорить…