Слуга Жнеца
Шрифт:
Наконец спросила:
– У вас тоже есть часть Талисмана?
Генэль дернула кончиками ушей, на них звякнули серьги с синими, как глубокое море, камнями.
– Нет, – проговорила она все так же надменно. – Пока нет. Но согласно этикету и порядкам высокородных, мне положено явиться перед эльфийским Хранителем осколка. Если кристалл не в тех руках, заберу. И проверю, как обустроили резиденцию.
– Очень интересно, – оживилась Каонэль.
– Не веришь? – снисходительно поинтересовалась Генэль. – Зря. Даже ваш человеческий Глава размяк, как медовая
Серая сложила руки под грудью, декольте приподнялось.
– Много ты знаешь о людях, – сказала она хмуро.
– Достаточно, чтобы уметь с ними обращаться, – произнесла эолумская красавица. – Это я только что доказала. Кстати, с полукровками и полузверями тоже.
Каонэль вздохнула так тяжело, словно на нее опустилась ладонь каменного тролля. Она покачала головой и посмотрела на башню Теонарда.
Башня в свете месяца выглядит одиноко и зловеще. Если замок Страга окружен розами, из окон льется теплый свет, а прислушавшись, можно уловить, как он упражняется то ли в прыжках, то ли во владении мечем. То резиденция Теонарда суровая и аскетичная даже снаружи. А Лесок ворга ночью вообще страшный.
Каонэль повернулась к высокородной и посмотрела прямо в глаза.
– Значит, решила опутать любовными чарами эльфийкого Хранителя… – проговорила она озадаченно.
– Если бы ты хоть немного была леди, – проворковала высокородная, – не задавала бы глупых вопросов. Самая сильная сторона эльфийки, ее хрупкость и утонченность.
– Ну конечно, – фыркнула серая. – От вашей утонченность даже воздух становится приторным.
Улыбка солнечной стала шире, уши приподнялись, обрамив прическу, словно рогатая корона.
– Я прощаю твое невежество, – произнесла она. – Ты ведь рождена… дайка подумать. Ах, да. Никто не знает, где и кем. Так вот, серая, даю бесплатный совет. Если хочешь управлять, маши не мечом, а платьем.
Глаза Каонэль сверкнули.
– Мне не нужны советы белоухой, которая всю жизнь просидела в Эолуме, – сказала она.
Вверху что-то зашуршало, когда обе подняли головы, из темноты на землю свалилось пустое гнездо.
Эолумская красавица, скривив носик, посмотрела на гнездо и отшагнула. Потом приподняла края платья, будто само присутствие птичьей корзинки оскверняло ее высокородную натуру.
Изящные брови серой сдвинулись, она быстро скользнула взглядом по кроне. Затем подняла гнездо, а когда поднесла к носу, глаза прикрылись, и Каонэль несколько раз быстро втянула воздух.
– Не страшно, – проговорила она отрешенно. – Его покинули давно.
Губы Генэль скривились так, будто целиком засунула в рот очищенный лимон. Брезгливо растопырив пальцы, эолумская красавица отступила на шаг.
– Я рада, – сказала она, морщась. – Вот и займись этим птичьим мусором. Ты ведь для этого в Цитадели?
– Для чего? – не поняла Каонэль.
– Для поддержания чистоты и гармонии, – сказала солнечная снисходительно. – Так в Эолуме называют уборку.
– Для леди ты слишком
Уши Каонэль вытянулись, глаза превратились в щели, из которых льется желтый свет, она потянулась к антрацитовой рукояти, но Генэль отвела в сторону ладонь и быстро зашевелила губами. Между пальцами забегали огненные искорки.
Серая изумленно произнесла:
– Нельзя же вне Эолума говорить на высшем языке!
– Для дела можно, – ответила высокородная. – Не всем и не всегда.
Так они стояли, сверля друг друга ненавидящими взглядами, пока над ними не пронеслась огромная крылатая тень.
Раздался клекот, эльфийки нехотя опустили руки, провожая дозорную горгулью взглядами.
– Чудовище, – прошептала Генэль, вскинув голову. – Как можно было таких пустить в Цитадель… Но мы наведем порядок. Теонард пустил меня для исследования резиденции.
Серая снова глянула на высокородную, которая все еще глазеет в темноту неба, пытаясь рассмотреть крылатый силуэт, щурится и морщит нос, но, как и все солнечные эльфы, ночью видит плохо.
– Еще раз. Ты твердо намерена опутать любовными чарами эльфийского Хранителя? – переспросила Каонэль.
Высокородная наконец перестала таращиться вверх, и одарила серую снисходительным взглядом. Потом обошла ее, подняв подбородок, и остановилась у входа в дерево.
Она произнесла:
– Я уже сказала, зачем прибыла. Для особо непонятливых могу повторить, но не уверена, что запомнишь.
– Ты очень любезна, – фыркнула серая.
– Даже слишком.
Несколько мгновений посланница разглядывала увитую плющами арку, носик кривился, время от времени что-то бормотала, пару раз порывалась коснуться покрытой трещинами коры.
Потом осмелела и ткнула ствол холеным пальчиком.
– Кто додумался поставить дерево… – проговорила она. – Нет, мы все их любим, но делать из дерева резиденцию? Сколько же тут работы… Когда осколок будет передан солнечным эльфам, мы позаботимся, чтобы на месте этого прекрасного, но неуместного дерева появился ослепительный замок, достойный Эолума. А тебя я, так и быть, выгонять не буду. Разрешу жить вон там, на окраине последнего кольца.
Она указала на самую дальнюю часть всей крепости, ее уши дернулись, отгоняя назойливых мошек, которых ветер принес с огриного болота.
– Я счастлива, – хмуро произнесла Каонэль, глядя на башню Теонарда.
Эолумская красавица расправила невидимые складки на платье и произнесла, делая шаг в проход дерева:
– Развлекайся с гнездом, серая.
Глава 4
Когда высокородная скрылась в Дереве, Каонэль пару минут стояла перед входом с гнездом в ладони. Взгляд впился в ствол, словно несчастное Дерево виновато в прибытии солнечной.
Серая слышала, как Генэль поднялась на второй ярус и заняла покои напротив ее комнаты, чуткий эльфийский слух уловил, как она недовольно ворчит на тему недопустимости в резиденции такого обилия корней и мха.