Слуги Государевы. Курьер из Стамбула
Шрифт:
Привстал на стременах, шляпу сорвал с головы, махнул в ответ. Переглянулись драгуны, улыбки в усах пряча. Но молчали.
— За мной, братцы! Эх, — Веселовский шляпу нахлобучил, глянул на спутников своих радостно, коня развернул и послал сразу в аллюр быстрый. Драгуны, присвистнув по-разбойному, лихо рванули за майором.
Эпилог
Вернулся домой корпус русский. С честью выполнил инструкции возложенные. Благодаря генералу
Засилье иностранцев на Руси, с легкой руки Петра Великого начавшееся, теперича использовать можно было и в интересах личных. Когда роды старинные, боярские аль княжеские, счеты промеж себя сводили да к власти рвались, других локтями отталкивая. И то правда, немало зла чужестранцами принесено было, но и пользы немеренно. Только зачнут на Руси под одну гребенку чесать, клочьями драть будут. А тут и политика высокая вмешалась, бриллиантовыми перстами монаршими да вельможными управляемая. Политика-то высокая, а дела ее на дорогах глухих творятся, пробираются тропами тайными, плывут каналами темными, в водах грязных. В сердца и души людей проникают. Искушают и продают с потрохами. Куда ж человеку честному деваться? Сожрут и не подавятся.
Джеймс Кейт, шотландец на службе русской, долг свой исполнил честно. Простоял в Швеции с корпусом экспедиционным ровно столько, сколь наказывала Императрица наша, Елизавета Петровна. К весне 1744 года уже и политика внешняя изменения претерпела. Новая каша начала завариваться густо на континенте европейском. «Прагматическая»!
Австрийская Мария-Терезия власть императорскую, после смерти отца пошатнувшуюся, укрепляла. Да многие не согласны были с ее правами на престол отцовский. А в политике всегда так. Лишь повод дай! Поделить все заново.
От того, кто послабее стал, — оторвать, себе захапать. Обиды старые вспомнить. Одного пред другим оклеветать, а на сваре их себе капитал приумножить. В политике европейской дружбы не бывает. Если токмо не против России варварской сообща выступить. Это завсегда. Или ею же отгородиться от соседа опасного. Одному царедворцу опытному отсыпать золота, а уж он-то и устроит так, что воинство русское, непобедимое, а главное неистребимое и неисчерпаемое. отправится кровь свою за интересы чужие проливать. А вот честных не любили. Оттого и опорочить стремились. И свои продажные, ну а с других — и вовсе спрос малый. Тем паче, коль честный человек — иностранец в государстве Российском.
Были замыслы восстановить в Швеции порядок самодержавный, парламентом урезанный. И момент благоприятствовал. Войска собственные вдоль границ датских стояли. Вокруг Стокгольма один корпус русский. Можно, можно было восстановить монархию абсолютную. Отодвинуть в сторону риксдаг продажный, власть захвативший. От непостоянства парламентского и все беды шведские исходили. А с одним-то Королем, да с помощью русских полков на престол возведенным (Адольф-Фридрих), всегда договориться можно.
С парламентом — хуже. Помнишь, читатель, гражданина великого, Левенгаупта? Того, что армией в Финляндии командовал, да на плахе дни свои завершил. Он к тому ограничению королевской власти премногое рвение приложил. Медаль даже памятную вручили тогда ему благодарные соотечественники. От топора-то не спасло, правда.
«Король невеликую партию имеет, которая ничего важного учинить не в состоянии, — доносил Джеймс
Также Кейт писал, что «… крестьянский чин содержанием здешнего войска зачал уже скучать, и вскоре оное с рук сбыть желает…».
Елизавета в ответ настаивала:
«…на промедлении со оным войском тамо еще до последних чисел июля месяца».
Гилленборг, Нолькен с Шетарди настаивали на скорейшем выводе корпуса из пределов Королевства шведского. Не вышло надавить на совесть масонскую Кейта, тогда Принца наследного Адольфа-Фридриха в силки свои затащили. Модно это было, повторюсь, идеями вольных каменщиков увлекаться. У Короля Фридриха Прусского сестра на выданье была, вот и сосватали заодно. А Король-то уж вломился в пределы австрийские да отхватил кусок жирный, Силезией называемый. То война новая европейская начиналась. Соседи взялись за дележ владений австрийских, несогласные с «санкцией прагматической», по которой власть в империи Габсбургов к Марии-Терезии отошла. Потом, правда, все промеж себя передрались. Но в начале дружны были и Париж, и Берлин. Сообща действовали. На Петербург давили. Настаивали на отзыве Кейта из Швеции. Предлагали на место его генерала Любераса, на руку не совсем чистого, а оттого более покладистого, назначить. Кейт-то мзды не брал! Скромно жил, без размаха, с одного лишь жалования. Не удобен!
Да и Принц наследный уже выговаривал генералу:
— Долгое ваше здесь пребывание народ приписывает мне и начал уже на меня роптать!
Гилленборг вторил:
— Русские войска, теперь более не нужные, могут отправляться из Швеции, — хорошо, если уйдут до жатвы, а еще лучше — до сенокоса.
Кейт отбивался:
— Ежечасно ожидаю провианта из России, столь необходимо для пропитания войск во время перехода предстоящего.
Гилленборг настаивал:
— Вам немедля будет выдано все необходимое из наших магазинов.
— На то я должен получить соизволение Императрицы нашей, — тянул Кейт.
Лишь к августу было получено из Петербурга: «Готовиться к отплытию!»
Веселовский уже не раз бывал в Уллаберге. Приветливо встречали офицера молодого. Все чаще и чаще уединялся он с Эвой. Бродили по парку старинному, усадьбу окружавшему. Родители не мешали молодым. Мейергельм лишь раз заметил:
— А чем не пара нашей Эве? Жаль, конечно, что русский. А что воевали с ними и мы, и отцы наши, так то воля Господня и Королевская. И тогда, и ныне не они сие начинали. Сами шведы и виноваты в бедах своих.
Вот и настал день, когда Веселовский вырвался от дел суматошных, любой переезд сопровождающих, попрощаться приехал. Честно сказал о том генералу Кейту, на пару дней отпрашиваясь. Полки русские уже тронулись с квартир постоянных, к гаваням подтягивались.
Упрашивать не пришлось. Кейт кивнул понимающе:
— Поезжай! К послезавтрева возвращайся.
Стоял Веселовский сейчас перед Эвой, не знал с чего начать, слова немецкие вылетели разом из головы. Начал неуверенно:
— Приказ получен. Уходим мы. Послезавтра. Навсегда.