Слуги паука 1. Ночь Паука

Делез Морис

Варвар печально вздохнул.

— Да. Это так, но в жизни часто бывает, что находишь совсем не то, что ищешь.

Глава двенадцатая

Конан склонился, разглядывая лежащий на полу камень с почти невидимым теперь тельцем паука, неведомым образом попавшим в его середину, потерявший свой солнечный цвет, потемневший, словно прогоревший на костре кусок дерева, местами сделавшийся черным и лишь в одном месте, над головой паука, не утративший былой прозрачности.

«Как

видно, душа Незримого оказалась слишком черна даже для всей светлой силы, запасенной камнем», — подумал киммериец, бережно укладывая талисман в мешочек и старательно затягивая шнурок.

Покончив с этим, он обернулся к Мелии.

— Пойдем, детка, не годится тебе оставаться здесь. Она грустно покачала головой, не в силах оторвать взгляда от распростертого на полу тела сестры.

— Не имеет значения, Конан — мне этого никогда не забыть.

Киммериец не стал спорить, понимая, что она права. Он просто молча повел ее прочь, подальше от этого места, и ночное небо за окном уже не казалось таким темным — близился рассвет, и край неба окрасился алым.

«Цвет крови, — подумал Конан невольно. — Крови, пролитой этой ночью…»

Они спустились по выщербленным ступеням лестницы, прошли по погрузившимся в темноту коридорам первого этажа, где почти не было окон, а факелы давно догорели, я наконец пришли в зал, в котором судьба впервые столкнула четверых беззаботных людей и Конана.

Видно та же мысль пришла в голову и Мелии, потому что она вновь ткнулась ему в плечо, и они долго стояли так, глядя в огромное окно, на занимающуюся на востоке зарю.

Сама того не заметив, Мелия перестала плакать — рождающийся у нее на глазах новый день против воли породил в ней и новые надежды. Надежды на лучшее, уверенность в том, что вместе с уходящей ночью все дурное останется позади. Закончилась тьма ночи, и впереди день! Первый из бесконечной череды дней, в которых не будет больше крови, не найдется места страху. Лишь свет и счастье! Ведь с ней теперь будет он — ее Конан!

И хотя мысли эти не могли до конца изгнать из сердца боль и тоску, очистив место для покоя и радости, — слишком свежа еще была утрата — но они несли облегчение, а это в ее положении уже было немало.

Она посмотрела в глаза Конану.

— Ты помнишь, что нам не выйти отсюда? Нет, нет! Я не жалуюсь — я всю жизнь готова прожить здесь, лишь бы ты был рядом!

— Ну зачем же здесь?! — рассмеялся Конан. — Обернись и посмотри, какой огромный мир ждет нас!

Она недоверчиво покачала головой, и грустное счастье — радость, густо замешанная на боли — застыло на ее прелестном личике. Конан рассмеялся, но вовсе не потому, что ему было весело. Просто он не мог, не имел права допустить, чтобы ее затянуло в болото уныния. Не для того он спас ее, не для того она перенесла столько бед, превозмогла столько боли, чтобы теперь, когда все осталось позади, сломаться, не выдержав тяжкого гнета памяти!

— Я не шучу!

Он принялся срывать со стен гобелены и сваливать их в кучу посреди зала. Две свечи на столе еще не догорели, и Конан бросил подсвечник в середину тряпичной горы. Пламя быстро занялось, и он добавил туда же пару кресел, предварительно обломив спинки с ножками.

—

Что ты делаешь?

Она смотрела на Конана, ничего не понимая, но он лишь рассмеялся, ничего не объясняя, и вдруг она сама поняла, когда колдовская книга Зиты — прежде роскошная, а теперь обернувшаяся жалким ворохом обгоревшего пергамента — книга, до сих пор хранившая на своих пожелтевших страницах проклятые заклинания, ввергшие людей в такое множество несчастий, полетела в середину костра.

Пламя охотно приняло ее в свои жаркие объятия, окрасившись на миг алым светом. Не обращая больше внимания на огонь, Конан обнял девушку за плечи и подвел к окну.

Алые отблески разведенного киммерийцем костра, текущие по стеклу кровавыми сполохами, исчезли, смытые золотом показавшегося из-за горизонта солнечного диска. Ни листок не шелохнулся на деревьях в саду за окном, лишь пламя за спиной все яростнее гудело, набирая силу, — словно и оно жадно впитывало льющуюся в окно огненную мощь Митры — готовясь освободить людей. Яркая зеленая вспышка опалила им спины, на миг поглотив собой мир за окном, придав зелени трав и деревьев изумрудный оттенок, напоив их, заставив сочиться этой силой.

Молния вспыхнула в безоблачном небе над домом и ударила, казалось, в самую середину здания, прямо в центр разведенного на полу костра, а когда раскат грома расколол тишину раннего утра, стекла не выдержали и искрящимися на солнце осколками брызнули наружу. Свежий ветер ворвался внутрь вестником освобождения. Мелия подставила ему лицо и закрыла глаза, а всепобеждающий свет Митры омыл их золотым сиянием.

Мир стал ярче и светлее. Он звал и манил. Казалось, сам воздух звенел торжественным гимном — вы победили!

Конан поднял девушку на руки и вынес в заросший парк. Ее руки обвили его шею, глаза смотрели в глаза, я кроме них, она не видела больше ничего. Она не помнила, когда и где заставила его опустить себя на землю, взяла за руку и потянула за собой. Ноги сами привели ее на дальнюю, окруженную кольцом кустарника поляну в самой глухой части парка. Здесь она оставила киммерийца и, отступив от него на два шага, долго смотрела на своего избранника.

Конан видел, как сменяют друг друга на ее лице все те чувства, что довелось ей пережить нынешней ночью: радость и боль, счастье и горе, ненависть и любовь… пока, наконец, не осталась одна любовь, вытеснив собой все.

Мягкий шелк разноцветными волнами скользнул на траву, обнажив для любви тело богини, и Конан почувствовал, как кровь застучала в висках, а руки задрожали.

— Кр-ром!

Он шагнул навстречу рванувшейся к нему девушки и сдавил в объятиях ее горячее тело. Она почувствовала обжигающий жар его дыхания, прикосновение раскаленных губ, задохнулась восторгом и судорожно задышала, чувствуя, что ей уже не хватает воздуха. Волна наслаждения пробежала по телу, мир перед глазами закружился.

Ей казалось, что она стала невесомой, ноги перестали касаться земли, и она летит, сотрясаемая накатывающимися одна за другой волнами восторга. Она стонала от счастья и плакала от любви. И когда поверила, что это будет длиться вечно, вдруг почувствовала приближение чего-то неведомого доселе и на краткий миг замерла.