Слуги Темного Властелина
Шрифт:
На девятый день пути они проснулись под тяжелыми войлочными облаками. Начинался дождь.
Дождь над степью казался бесконечным. Повсюду, куда ни глянь, небо и землю заволокла серая пелена, так что в конце концов начало казаться, будто они едут из ниоткуда и никуда. Северянин обернулся к Найюру. Его глаз было не видно под нависшими бровями. Борода, обрамлявшая узкое лицо, слиплась мокрыми косицами.
– Расскажи мне о Шайме, – сказал Келлхус. Давит, все время давит.
«Шайме… Неужели Моэнгхус действительно живет там?»
– Этот город священ для айнрити, – ответил Найюр. Он ехал
Он не трудился повышать голос, чтобы перекричать унылый шум дождя, – знал, что этот человек и так услышит.
– А как это получилось?
Найюр тщательно взвесил этот вопрос, как бы проверяя, нет ли в нем яда. Он твердо решил тщательно отмеривать все, что он будет говорить дунианину о Трех Морях, и все, о чем станет умалчивать. Кто знает, какое оружие сможет выковать из его слов этот человек?
– Фаним, – осторожно ответил он, – поклялись уничтожить Бивень, что хранится в Сумне. Они много лет воевали с империей. Шайме – лишь одно из их многочисленных завоеваний.
– Ты хорошо знаешь этих фаним?
– Достаточно хорошо. Восемь лет тому назад я предводительствовал утемотами в битве против фаним при Зиркирте, далеко к югу отсюда.
Дунианин кивнул.
– Твои жены говорили мне, что ты непобедим на поле брани.
«Анисси? Ты ли это ему сказала?» Он понимал, что Анисси могла тысячу раз предать мужа, полагая, будто говорит в его интересах. Найюр отвернулся и стал смотреть вперед, следя, как из серой пелены медленно выплывают новые травы. Он понимал, что подобные замечания – просто игра на его тщеславии. Он уже не реагировал на любые высказывания, имеющие хоть какое-то отношение к его личности.
Келлхус вернулся к прежней теме.
– Ты сказал, что фаним стремятся уничтожить Бивень. Что такое Бивень?
Этот вопрос потряс Найюра. Даже самые невежественные из его родичей о Бивне знали! Может быть, дунианин просто хочет сравнить его ответ с их…
– Первое писание людей, – ответил он, обращаясь к дождю. – Было время, еще до рождения Локунга, когда даже Народ повиновался Бивню.
– А ваш бог был рожден?
– Да. Давным-давно. Это наш бог опустошил северные земли и отдал их во владение шранкам.
Он запрокинул голову и несколько мгновений наслаждался ощущением холодных капель, падающих ему на лоб и лицо. Дождевая вода была вкусной. Он чувствовал, как дунианин следит за ним, изучает его лицо сбоку. «И что же ты видишь?»
– И что же фаним? —спросил Келлхус.
– А что фаним?
– Они пропустят нас через свою землю?
Найюр подавил желание взглянуть на него. Нарочно или непреднамеренно, Келлхус задал тот самый вопрос, который тревожил Найюра с тех самых пор, как он решился предпринять эту поездку. В тот день, когда Найюр прятался среди мертвых на берегу Кийута – теперь казалось, будто это было давным-давно, – он услышал, как Икурей Конфас говорил о Священной войне айнрити. Но против кого будет эта Священная война? Против магических школ или против фаним?
Найюр тщательно рассчитал их путь. Он собирался перебраться через горы Хетанты в империю, несмотря на то что одинокий скюльвенд среди нансурцев долго
Нет. Нужно каким-то образом разузнать побольше об этой Священной войне, прежде чем поворачивать на юг. А чем ближе они к империи, тем больше шансов раздобыть эти сведения. Если айнрити ведут Священную войну не с фаним, они проберутся вдоль границ империи и благополучно достигнут земель фаним. А вот если действительно Священная война идет там, им, по всей вероятности, все же придется пробираться через Нансурию – перспектива, ужасавшая Найюра.
– Фаним – народ воинственный, – ответил наконец Найюр, используя дождь как зыбкий повод не глядеть на собеседника. – Но мне говорили, что они терпимы к паломникам.
После этого он некоторое время старался не разговаривать с Келлхусом и не смотреть в его сторону, хотя внутренне непрерывно мучился. Чем больше он избегал встречаться взглядом с этим человеком, тем, казалось, ужаснее тот становился. Тем божественнее.
«Что же ты видишь?»
Найюр отмахнулся от всплывшего перед глазами образа Баннута.
Дождь шел еще сутки, потом превратился в мелкую морось, затянувшую далекие холмы туманной пеленой. Миновал еще день, и наконец шерстяная и кожаная одежда высохла.
Вскоре после этого Найюр сделался одержим мыслью о том, чтобы убить дунианина во сне. Они говорили о колдовстве – пока что это была самая распространенная тема их редких разговоров. Дунианин то и дело возвращался к этому предмету и даже рассказал Найюру о том, как он потерпел поражение от рук нелюдского воина-мага далеко на севере. Поначалу Найюр предполагал, что этот назойливый интерес к магии связан с каким-то страхом дунианина, словно колдовство было единственным, чего не в силах переварить его догмы. Но потом ему пришло в голову, что Келлхусу известно: он, Найюр, считает разговоры о колдовстве безопасными, и потому дунианин использует их, чтобы пробить брешь в его молчании, в надежде заставить собеседника разговориться о более полезных вещах. Найюр осознал, что даже история о нелюде, скорее всего, ложь – фальшивое признание, предназначенное для того, чтобы сподвигнуть его на ответные признания.
Распознав этот последний подвох, Найюр вдруг подумал: «Когда уснет… Сегодня ночью, когда он уснет, я его убью».
И продолжал размышлять об этом, даже несмотря на то, что знал: убивать дунианина нельзя. Ему ведь известно только, что Моэнгхус призвал Келлхуса в Шайме – больше ничего. Вряд ли он сумеет отыскать его без помощи Келлхуса.
И тем не менее на следующую ночь он вылез из-под одеял и пополз по холодной земле, сжимая в руке палаш. Задержался рядом с догорающим костром, глядя на своего неподвижного спутника. Ровное дыхание. Лицо настолько же спокойное ночью, насколько бесстрастное днем. Спит или нет?