Слуги Темного Властелина
Шрифт:
Они остановились у подножия колоссальной лестницы. Конфас пристально взглянул на Мартема, сделал своим телохранителям знак следовать за ним вместе с пленным и сам стал подниматься по ступеням. Дядя ожидал его на верхней площадке. Конфас отметил, что Скеаос стоит рядом с ним. Между колоннами Форума виднелись десятки других придворных чиновников. Все с торжественными лицами наблюдали за их встречей.
Конфасу невольно снова пришли на ум слова Мартема.
«Стоит вам отдать приказ, и каждый из этих солдат отдаст за вас жизнь».
Конфас был солдатом и потому верил в муштру, снабжение
«На вас… Я поставил бы на вас».
Несмотря на все свои недостатки, его дядюшка умеет разбираться в людях. Этот глупец каким-то шестым чувством умел точно отмерять и кнут, и пряник, знал, когда огреть, когда приголубить. Конфас внезапно осознал, что понятия не имеет, как поведут себя многие из тех людей, чье мнение имеет значение. Разумеется, Гаэнкельти, командир эотской гвардии, будет стоять за своего императора – насмерть, если понадобится. А Кемемкетри? Кого предпочтет Имперский Сайк, сильного императора или слабого? А как насчет Нгарау, в чьих руках как-никак находится казна?
Столько неопределенности!
Теплый порыв ветра принес ему под ноги листья из какой-то невидимой отсюда рощи. Конфас приостановился площадкой ниже дяди и отдал ему честь.
Икурей Ксерий III остался неподвижен, как размалеванная статуя. Однако морщинистый Скеаос сделал Конфасу знак приблизиться. Конфас преодолел последние ступени. В ушах у него звенело. Ему рисовались мятежные солдаты. Он подумал о своем церемониальном кинжале: достаточно ли тверда его сталь, чтобы пронзить шелк, парчу, кожу и плоть?
Должно хватить…
А потом он очутился перед дядей. Лицо окаменело, тело застыло в вызывающей позе. Скеаос уставился на него с неприкрытой тревогой, дядя же предпочел сделать вид, будто ничего не замечает.
– Сколь великая победа, племянник! – внезапно воскликнул он. – Ты, как никто, прославил дом Икуреев!
– Вы чрезвычайно добры, дядюшка, – ответил Конфас. По лицу императора промелькнула тень: Конфас не преклонил колен и не поцеловал колено дяди.
Их глаза встретились – и на миг Конфас растерялся. Он как-то подзабыл, насколько Ксерий похож на его отца.
Тем лучше. Можно обнять его за затылок, как будто он хочет его поцеловать, и вонзить кинжал ему в грудь. Потом провернуть клинок – и рассечь его сердце надвое. Император умрет быстро – и практически не мучаясь. А потом он, Конфас, бросит клич своим солдатам внизу, прикажет оцепить Дворцовый район. Не пройдет и нескольких мгновений, как империя будет принадлежать ему.
Он уже поднял руку, чтобы обнять дядю, но император отмахнулся и отодвинул Конфаса, очевидно поглощенный тем, что происходило у того за спиной.
– А это что такое? – воскликнул он, явно имея в виду пленника.
Конфас обвел взглядом стоящих вокруг, увидел, что Гаэнкельти и еще несколько человек смотрят на него пристально и опасливо. Он натянуто улыбнулся
– Увы, дядя, это единственный пленник, которого я могу вам предъявить. Все знают, что рабы из скюльвендов получаются никуда не годные.
– А кто он такой?
Пленника тычком поставили на колени, и теперь он сгорбился, тщетно прикрывая свою наготу. Его покрытые шрамами руки были скованы за спиной. Один из телохранителей схватил скюльвенда за растрепанную черную гриву и вздернул его лицо, чтобы император мог рассмотреть пленного. Лицо скюльвенда еще хранило отпечаток надменности, однако серые глаза были пусты, смотрели куда-то в иной мир.
– Ксуннурит, – ответил Конфас. – Их король племен.
– Нет, я слышал, что его взяли в плен, но я не смел верить слухам! Конфас! Конфас! Взять в плен самого скюльвендского короля племен! В этот день ты сделал наш дом бессмертным! Я велю ослепить его, кастрировать и приковать к подножию моего трона, как то было в обычае у древних верховных королей киранейцев.
– Великолепная идея, дядя.
Конфас посмотрел направо и наконец увидел свою бабку. На ней было зеленое шелковое платье, крест-накрест перепоясанное голубым шарфом, подчеркивающим фигуру. Бабка, как всегда, походила на старую шлюху, которой вздумалось вновь пококетничать. Однако выражение ее лица неуловимо изменилось. Она почему-то сделалась иной, но в чем именно – Конфас понять не мог.
– Конфас… – произнесла она, и глаза ее изумленно округлились. – Ты уехал наследником империи, а вернулся богом!
Все присутствующие ахнули. Предательство – по крайней мере, император однозначно истолкует это именно так!
– Вы слишком добры ко мне, бабушка, – поспешно возразил Конфас. – Я вернулся смиренным рабом, который всего лишь выполнил приказ господина!
«Но ведь она же права! Разве нет?»
Как-то так вышло, что он уже не думал о том, чтобы убить дядю: хорошо бы, удалось сгладить и замять бабкино неуместное высказывание! Решимость. Не забывать о своей цели!
– Конечно, конечно, дорогой мой мальчик. Я сказала это в переносном смысле…
Она подплыла к нему, каким-то образом ухитряясь выглядеть невероятно бесстыжей для такой пожилой женщины, и взяла его под руку – как раз под ту самую, которой он собирался выхватить кинжал.
– Как тебе не стыдно, Конфас! Я еще могу понять, когда чернь,– она обвела гневным взором министров своего сына, – находит в моих словах нечто крамольное, но ты!
– Отчего вы все время так над ним трясетесь, матушка? – спросил Ксерий. Он уже начал ощупывать свой трофей, словно проверяя его мускулатуру.
Конфас случайно перехватил взгляд Мартема. Тот преклонил колени чуть поодаль и терпеливо ждал, до сих пор никем не замеченный. Легат угрожающе кивнул.
И на Конфаса снизошла знакомая холодность и ясность рассудка – та, что позволяла ему свободно думать и действовать там, где прочие люди пробирались на ощупь. Он окинул взглядом казавшиеся бесконечными ряды пехотинцев внизу. «Стоит вам отдать приказ, и каждый из этих солдат…»
Он высвободился из рук бабки.
– Послушайте, – сказал он, – есть вещи, которые мне следует знать.