Слуги Темного Властелина
Шрифт:
Пройас кивнул. Он наконец осознал подробности событий, с последствиями которых ему предстояло иметь дело.
– И я так понимаю, цена, которую он требует за великого Икурея Конфаса, – не что иное, как его договор, а? Этот злосчастный Кальмемунис продал нас всех.
– Я пытался, господин мой… Я пытался образумить палатина. Но мне недостало ни влияния, ни мудрости, чтобы его остановить!
– Ни у кого не хватит мудрости, чтобы остановить глупца, Ксин. А то, что у тебя недостаточно влияния, – это не гноя вина. Кальмемунис был человек самонадеянный и нетерпеливый. В отсутствие более знатных людей он наверняка потерял
Но в глубине души Пройас понимал, что это еще не все. Тут наверняка приложил руку император. В этом Пройас был уверен.
– И тем не менее, – сказал Ксинем, – мне все кажется, что я не сделал всего, что мог бы.
Пройас пожал плечами.
– Каждый человек может сказать о себе то же самое, Ксин. Этим человек и отличается от Бога.
Он печально хмыкнул.
– На самом деле это мне говорил Ахкеймион.
Ксинем слабо улыбнулся.
– И мне тоже… Очень мудрый глупец этот Ахкеймион. «И нечестивый… Богохульник. Хотелось бы мне, чтобы ты, Ксин, не забывал об этом».
– И в самом деле мудрый глупец.
Видя, что их принц благополучно прибыл на берег, остальная часть конрийского войска тоже начала высадку. Оглянувшись на море, Пройас увидел множество шлюпок, несомых к берегу сильным прибоем. Скоро эти пляжи будут кишеть людьми – его людьми, – и вполне возможно, что все они уже обречены. «Почему, Господи? Зачем Ты терзаешь нас – ведь мы стремимся исполнить Твою волю!»
В течение некоторого времени он вытягивал из Ксинема подробности поражения Кальмемуниса. Да, Кальмемунис действительно погиб: фаним прислали в доказательство его отрубленную голову. Нет, как именно язычникам удалось их разгромить – этого никто доподлинно не знает. Ксинем сказал, что выжившие утверждали, будто язычникам не было числа, по меньшей мере двое на каждого из айнрити. Однако Пройас знал, что те, кто остался в живых после подобного поражения, всегда утверждают нечто в этом духе. Пройаса мучило множество вопросов, и все они были настолько неотложны, что порой он перебивал Ксинема на полуслове. А еще его мучило странное чувство, что его обманули, как будто время, проведенное в Конрии и в море, было потеряно в результате чьих-то махинаций.
Он даже не заметил приближающуюся процессию имперцев, пока те не подошли вплотную.
– Сам Конфас собственной персоной, – мрачно сказал Ксинем, кивнув в сторону берега. – Тоже явился обхаживать вас, мой принц.
Пройас никогда не встречался с Икуреем Конфасом, однако признал его с первого взгляда. Этот человек являл собой живое воплощение обычаев Нансурской империи: божественно-невозмутимое выражение лица, воинственная уверенность, с какой он держал под мышкой посеребренный шлем. Он даже по песку шагал с кошачьей легкостью и грацией.
Они встретились глазами, и Конфас улыбнулся: улыбка героев, которые до сих пор знали друг друга лишь по слухам и восторженным рассказам. И вот Пройас очутился лицом к лицу с легендарным человеком, который одержал победу над скюльвендами. Он невольно проникся к нему почтением, даже, пожалуй, легким благоговением.
Конфас слегка поклонился, протянул руку для солдатского рукопожатия и сказал:
– От имени Икурея Ксерия III, императора Нансурии, я приветствую вас, принц Нерсей Пройас, на наших берегах и в Священном воинстве.
«На ваших берегах… Можно
Пройас не поклонился в ответ и не пожал протянутой руки.
Конфас не выказал ни возмущения, ни гнева – напротив, взгляд его сделался одновременно ироничным и оценивающим.
– Боюсь, – продолжал он небрежным тоном, – в результате недавних событий нам будет нелегко доверять друг другу.
– Где Готиан? – спросил Пройас.
– Великий магистр шрайских рыцарей ждет вас наверху. Он не любит, когда ему в сапоги набивается песок.
– А вы?
– А мне хватило ума надеть сандалии.
Раздался хохот. Пройас скрипнул зубами.
Когда Пройас снова ничего не ответил, Конфас продолжал:
– Насколько я понимаю, Кальмемунис был вашим человеком. Неудивительно, что вы стараетесь обвинить во всем кого-то другого. Но позвольте вас заверить: палатин Канампуреи погиб исключительно по собственной глупости.
– В этом я не сомневаюсь, главнокомандующий.
– Так значит, вы примете приглашение императора и посетите его в Андиаминских Высотах?
– Очевидно, чтобы обсудить договор.
– В том числе и для этого.
– Я хотел бы сперва поговорить с Готианом.
– Как вам угодно, принц. Но, возможно, я смогу избавить вас от лишних бесед и передать то, что скажет великий магистр. Готиан сообщит вам, что в катастрофе на равнине Менгедда святейший шрайя всецело винит вашего человека, Кальмемуниса. И еще он скажет, что шрайя глубоко огорчен случившимся несчастьем и теперь всерьез обдумывает единственное и вполне оправданное требование императора. Я вас уверяю, оно действительно абсолютно оправданное. В родословных любого мало-мальски значительного семейства империи вы найдете десятки имен тех, кто погиб, сражаясь за те самые земли, которые предстоит отвоевать Священному воинству.
– Быть может и так, Икурей, но на этот раз жертвовать жизнью предстоит нам.
– Император ценит и понимает это. Именно поэтому он предложил даровать право собственности на потерянные провинции – под протекторатом империи, разумеется.
– Этого недостаточно.
– Ну разумеется. Всегда хочется большего, не правда ли? Должен признаться, принц, что мы оказались в весьма странном и затруднительном положении. В отличие от вас дом Икуреев никогда не славился своим благочестием, и теперь, когда мы наконец-то защищаем правое дело, нас зачастую упрекают за наши былые деяния. Однако личность спорящего, сколь бы одиозна она ни была, не имеет отношения к правоте или ложности его аргументов. Разве не так говорит нам сам Айенсис? Я прошу вас, принц, позабыть о наших недостатках и обдумать эти требования в свете чистой логики.
– А если чистая логика подскажет мне, что вы правы?
– Ну что ж, тогда вы можете последовать примеру Кальмемуниса, не так ли? Возможно, вам неприятно себе в этом признаваться, однако Священному воинству без нас не обойтись.
И снова Пройас ничего не ответил. Конфас усмехнулся, полуприкрыв глаза:
– Как видите, Нерсей Пройас, и логика, и обстоятельства на нашей стороне.
Видя, что Пройас по-прежнему молчит, главнокомандующий поклонился, небрежно развернулся и направился прочь. За ним потянулась его сверкающая свита. Валы накатывались на берег с удвоенной яростью, и ветер осыпал Пройаса и его людей мелкими брызгами. Становилось холодно.