Слуги тьмы
Шрифт:
За что? Ни один колдун не станет утруждать себя сложным представлением ради какого-то пастуха. Здравый смысл говорил: Элисия мертва. Однако надежда часто живет вопреки всякому здравому смыслу. Год с лишним Даниэль ждал, что его любимая вернется. Или подаст знак, что жива… И вот теперь — странный рыдающий крик в лесу, мольба о помощи… И этот крик как-то связан с лемутами, прислужниками Нечистого, которые сначала хотели выкрасть из загона лорсенка, а потом надумали похитить Сильвера. Элисия — и колдуны; непонятный крик — и лемуты… Не связано ли одно с другим?
Даниэль сидел на пороге хижины,
Наконец пастух поднялся на ноги.
— Отвага не равняется безрассудству, — негромко сказал он Сильверу. Пес радостно застучал хвостом по земле, как будто понял слова хозяина и всей душой одобрял разумные мысли. — Мы, конечно, полезем врагу в пасть, — продолжал Даниэль, — но при этом пошлем за помощью. Идет?
Сильвер издал горловой звук — не рычание и не скулеж, а нечто, похожее на громкое мурлыканье дикой кошки.
— Согласен, да? Со мной врагу в пасть? Бестолковое существо. — Даниэль с улыбкой погладил лобастую голову Серебряного, легонько коснулся пальцем сухого теплого носа.
— Тебя-то я и не возьму, колченогий. Пошли спать.
Он запустил Сильвера в хижину; тот, едва веря собственному счастью, шмыгнул под нары и замер там, будто и не пес вовсе, а свернутая шкура.
Новое жилище пастуха было очень простым. В трех стенах — три застекленных оконца, одно из которых выходило на реку, в углу — небольшая печь, напротив нее — нары, посередине — стол с двумя лавками; еще одна лавка была прибита к стене возле двери, а по другую ее сторону шли полки с незамысловатой утварью, где также стояли любимые пастухом часы; под полками находился крепко сбитый ларь для еды. Над входом висели духовитые пучки сушеной травы, отгоняющей насекомых, и в хижине всегда стоял особый, чуть кружащий голову пряный запах.
Даниэль разделся, задул пламя жирового светильника, улегся — и через несколько минут уже чутко, вполглаза, спал.
С рассветом он был на ногах. Написал записку отцу, завернул ее в белую тряпицу, а тряпицу привязал Сат Ашу на рог. Старый лорс был возмущен бесцеремонностью хозяина, и пастуху пришлось долго его убеждать, подкрепляя уговоры кусками кленового сахара. Наконец Серый Ветер смирился с повязкой на роге, однако ни в какую не желал оставлять хозяина одного и бежать в поселок. Даниэль уже отчаялся его отослать, когда старик все же уступил и нехотя, то и дело оглядываясь, потрусил через площадку к тропе в Атабаск.
Даниэль дождался, пока стихнет топот копыт, вывел из загона Одживея и оседлал. Молодому лорсу случалось ходить под седлом, однако он полагал это занятие ниже своего достоинства; за ним был нужен глаз да глаз. Пастух ни за что не сменял бы на него верного Сат Аша, если бы Ноги Как Дуб был способен самостоятельно
— Сторожи! Смотри у меня!
Пес покорился, но положил морду на нижнее бревно загородки и провожал пастуха тоскливыми глазами. В последний раз проверив лук, колчан со стрелами, меч и добрый охотничий нож — до чего кстати пришлись бы пороховые гранаты, которых нет, — Даниэль забрался в седло и направил лорса в заросли.
По-хорошему, надо было бы идти пешком и вести Одживея в поводу, но нельзя. Стоит начать с этого путешествие, и молодой стервец вообразит, будто так и надо, и тогда уже никакими силами его не заставишь нести хозяина на спине. Поэтому Даниэль сдерживал нетерпеливого лорса, нагнувшись вперед, внимательно рассматривая землю. Она была засыпана слоем темных прошлогодних листьев вперемешку с хвоей, тут и там торчали зеленые мшистые кочки. Один раз промелькнула, извиваясь, восковница — тонкая желтая змейка, от укуса которой рука или нога человека темнела, становилась похожа на восковую, а через несколько часов мясо начинало разлагаться и отслаиваться от костей.
— А вот то, что мы ищем, — проговорил Даниэль вполголоса, заметив на сучке у самой земли клок бурой шерсти. — Здесь Ревуны ползли на брюхе… либо лежали в засаде, верно?
Лорс принюхался к шерсти и всхрапнул, вздыбил черную гриву. Ударил копытом, вмял грязный клочок в бурые листья.
— Так его, — одобрительно кивнул пастух. — А теперь ищи. Ищи большую шерсть. Где она?
Одживей свирепо раздул ноздри. Он хорошо помнил запах лемутов — запах смерти. Даниэль сосредоточился и попытался передать лорсу мысленную картинку Волосатых Ревунов, которые вчера погубили лорсенка. Сат Аш сразу бы понял, что от него требуется; а Одживей только храпел и кружил на месте, бил копытами.
— Бестолочь, — в сердцах сказал пастух в конце концов. — А ну, пошел!
Злобно фыркнув, лорс устремился вперед. Он с таким хрустом проламывался сквозь заросли ольхи, что Даниэлю пришлось его придержать. Какой смысл разносить весть о своем появлении по всему лесу?
Ноги Как Дуб злился, пастух это отлично чувствовал. Того и гляди, вздумает сбросить седока да удрать. Паршивец. Даниэль крепко сжал коленями мохнатые бока лорса, попытался подавить собственное раздражение и успокоить Одживея. И тут в его сознание проникло ощущение глухой ненависти. Чужой ненависти, не лорса. «Пошел!» — он хлестнул поводьями. Поздно.
Что-то тяжко упало Одживею на круп у пастуха за спиной. Волосатая рука пережала горло, другая рука притиснула руки к бокам. Лорс с ревом взвился на дыбы, прошелся на задних ногах.
Даниэль чудом удержался в седле; Ревун повис у него на шее. Одживей бешено ударил крупом, снова поднялся на дыбы, упал на передние ноги, сделал неимоверный скачок. Даниэль мертвой хваткой вцепился в поводья, крепче уперся ногами в стремена. Дышать было нечем, в глазах темнело. Новый прыжок Одживея, удар… Лемут свалился с лорса и потащил за собой пастуха.